Созур Баграев в переводах русских поэтов

Созур Баграев в переводах русских поэтов

ГАНДЛЕВСКИЙ СЕРГЕЙ МАРКОВИЧ

Беглец из царской армии
За грехи какие богом я наказан,
Что со мною рядом лишь беда да мука?
Путь в края родные мне навек заказан,
С милыми друзьями суждена разлука.
На чужих дорогах людям незнакомым
Дум не поверяю и страшусь открыться.
Чем слабей надежда повидаться с домом,
Тем сильней желанье к дому воротиться.
«Жалобщику»
Я неправ, быть может, а тебе неймется.
Как-то странно обижаться сквернослову,
Если после всех трудов ему придется
Брань услышать ненароком от другого.
Сто грехов моих припомнил аккуратно.
У тебя их, предположим, лишь десяток.
Если старший сделал шаг, то, вероятно,
Младший должен сделать два — таков порядок.

Нашей молодежи
Груз непростой на себя вы взвалили,
Главное, с ним не увязнуть в пути.
Выпрямились и права захватили.
Сможете ль с этакой ношей идти?
Силы свои вы свели воедино,
И богатеи от страха дрожат.
Козни готовят, плетут паутину,
Радостно промах любой сторожат.
Так поддержите друг друга скорее,
Время не терпит, и бодрствует враг.
Клятву сдержите, и пусть богатеи
К вам не приблизятся даже на шаг.
Груз непростой на себя вы взвалили,
Главное, с ним не увязнуть в пути.
Вечную славу себе заслужили.
Сможете ль с этакой ношей идти?


ГАРКУША АЛЕКСАНДР ТИМОФЕЕВИЧ

В казарме
Не на кровати мягкой сплю,
А на доске сосновой.
Хоть бы во сне свою семью
Дал бог увидеть снова!
Как там живут родная мать
И маленькие сестры?
Мне их рыданья услыхать —
Что в сердце ножик острый.
Напрасно плачут обо мне —
Их слезы не помогут...
Солдат я. Отдан я войне —
Пою, шагаю в ногу.
Ною, усталый, мокрый, злой,
Пою, а сам вздыхаю
И голову свою порой
Печально я склоняю.
Как вспомню черные глаза,
Что смотрят нежно, робко,
Невольно скатится слеза
В солдатскую похлебку.
Нет, не хочу я вам солгать,
Пусть буду трижды грешен: Л
юблю я родину, как мать,
Но милую — не меньше!
О встрече я мечтаю с ней —
Далекой, ласковой моей.
Проснусь — один я... Жмет бока
Всю ночь сосновая доска.
«На башне»
(Из прошлой жизни)
Вьюга рыщет по ущелью,
Ноет бок у бедняка.
Пальцы рук закоченели
На стволе дробовика.
И стоит бедняк на башне,
Постарел он от невзгод.
Смотрит, смотрит вдаль бесстрашно
И прихода счастья ждет.
А внизу толпится кучей
Вся семья: и стар, и млад.
Дети плачут — голод мучит,
Утомившись, спать хотят.
Мать, зажмурившись от чада,
Слезы льет над очагом,
Говорит: «Сейчас, ребята,
Угощу вас шашлыком!»


Немой
— Погляди, немой идет! —
— Праздный шепчется народ.
—Эй, немой, где твой язык?! —
— Ребятишек слышен крик.
Что ты можешь сделать тут?
— Дети, глянь, немого бьют.
Но его ты не жалей,
Глупых не брани ребят:
За него в один из дней
Горы вдруг заговорят.


Поднимайтесь!
Поднимайтесь, друзья!
Руки, ноги связал Нам алдар-лиходей,
Жить так больше нельзя!
Он с земли нас согнал,
Словно диких зверей.
Жить так больше нельзя!
Руки наши в цепях,
Люб нам труд — не разбой.
Поднимайтесь, друзья,
Пусть трепещет наш враг,
Лиходей вековой!
Грозно встанем мы вдруг!
Кровопийца-богач
С нас три шкуры дерет.
Не о нас ли пастух Под дуды своей плач
Причитает, поет?
Как мы можем так жить,
Если шеи — в ярме,
Кровью землю кропим?
Грянем! Нас не убить —
Под землей о себе
Мы опять закричим!


Разве я глух?
Нет, я совсем не глух, не глух,
Я слух имею острый,
Хоть все зовут меня вокруг
Глухою крысой пестрой.
И слух мой в чуткий мозг несет
Плохое слово это,
Оттуда — в сердце, где умрет
То слово без ответа.
Какая польза говорить,
К чему все разговоры,
Когда так трудно в мире жить,
И бедным нет опоры?!
Нет, я не глух... Своей душой
Скорбь чувствую земную,
Хоть крысой пестрою, глухой
Среди людей слыву я.


ГУРОВ ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ

Бездельник и труженик
Бездельник гуляет
В лесу без забот,
А труженик встанет —
Топор свой берет.
Бездельнику что же? —
Плясать бы да петь.
А труженик должен
Лишенья терпеть.
1910

Сломанное дерево
Давно уже буря сломила тебя.
Но те времена не забыты.
Болят твои корни. И, молча скорбя,
Встречаешь удары судьбы ты.
Побеги без листьев. Мертвящая тишь.
В ветвях лишь кукушка ютится.
Но все ж не всегда ты в молчанье грустишь
Поют иногда тебе птицы.
1911

Что сказать?
Мне бы право говорить
Получить когда-нибудь,
Я сумел бы вам открыть,
Что мою волнует грудь.
Горяча была бы речь,
Вся — угроза палачу...
Но — закону не перечь!
Права нет — и я молчу.
Все сказал бы, не тая,
Да недолго до беды.
Как в пруду лягушка, я
Должен в рот набрать воды.
1911


ЗВЕРЕВ ОЛЕГ ЕВГРАФОВИЧ

А не я ли?
— Ловок кто и кто проворен? —
Залилась гармошка вдруг.
— А не я ли, а не я ли? —
Входит стройный парень в круг.
— А не я ли, а не я ли
Стану счастьем для него? —
Вслед за ним пошла девчонка
Ради счастья своего.
— А не я ль? — поет гармошка,
Гармонистка — словно цвет,
— А не ты ли, а не ты ли? —
Сердце парня шлет привет.

Беслан
Он приучен к бедам:
Вырос он раздетым
И разутым.
Богачам он страшен,
Стал врагам он нашим
Зверем лютым.
Нет Беслану доли, —
Выросший в неволе,
Он несчастен.
Был бы он женатым, —
Но никто быть сватом
Не согласен.
Что ему досталось? —
Самая лишь малость —
Петь уменье.
Нет певца чудесней,
Он пленяет песней
Все селенье.
«Богачу»
В прошлом пожалован
Благами рая,
Смотрит шакалом он,
Бед нам желая.
Зря он заботами
Злобы снедаем.
Собственным потом мы
Хлеб добываем.
Нас пугать силится
Тяжкой расплатой..
Ни вой-кормилице
Будем богаты!


Больной от обжорства
Заплыл ты весь жиром.
Мы жалобам лживым
Не верим твоим.
Тебе ли не тяжко? —
Страдаешь, бедняжка,
Обжорством своим.
Не лезь к нам в друзья ты,
Быть хочешь богатым
Ты нашим трудом.
Мы день на работе,
Ты ж трудишься в поте
Лица за столом.
Друзья не твои мы,
На честное имя
Позор не клади.
В амбарах у бедных
Кротом ты зловредным
Сидишь — выходи!
Довольно жить даром,
Ступай-ка к отарам,
Да будь чабаном.
За волчью ж натуру
Мы с хищника шкуру
Спускаем живьем.


В зимнюю ночь
Туманы над лесом продрогнувшим серы,
Над ним ледники, холодея, висят.
Зверье на зимовье укрылось в пещеры,
Лишь звезды, мерцая, на небе блестят,
Покажется заполночь месяца серпик,
Но блеск его холоден, светит он зря.
И прилетевшая птица не стерпит
На ветках обмерзших мороз января.
Воды перезвон по ущельям все тише,
Ручьи и ключи подо льдом не слышны.
В листве прошлогодней не возятся мыши,
Им мерзлый орех не разгрызть до весны.


В коллектив!
Пусть все, кто с нами тут,
В согласии живут,
Объединенный труд
Пусть станет нашей целью.
Услышан зов сердец, —
Мы вместе наконец —
Сын и седой отец,
И все сельчане — рядом.
Прошел всего лишь год,
Год трудовых забот,
Нам помощь шлет народ,
Жизнь расцветает садом.
Ты в поле поезжай —
Богат наш урожай,
Зерном богат наш край,
Свезем его в амбары...
И тот, кто не ленив,
Свой труд объединив,
Вступайте в коллектив,
Вам счастье будет целью.


В набат!
Бей в набат, взывая к молодежи!
Первый конь на скачках всех дороже.
Собирайтесь, люди, в нашем стане
Из Даргавса, Дигоры, Кобана.
Пусть наш враг над правдой не глумится
Пусть отныне перестанет литься
Про «Кермен» их болтовня пустая.
Жги крапивой лживые уста им!
Будь, «Кермен», нам песней и девизом!
Шли врагам на бой последний вызов!
Бей в набат! Свободу бедным людям
В справедливой битве мы добудем!


В позднюю зиму
О зима, не будь сурова,
И метелью белой снова
В поле не гуляй.
Терпеливы мы, как прежде,
Но не дай остыть надежде,
Сил не убавляй.
Не гуди ночами страшно,
Пахаря пусти на пашню —
Близок сева срок.
Не грози, богач, расплатой,
Не гони с земли богатой
Нас пахать песок.
Есть предел всему на свете,
И пройдут метели эти,
Надоел их вой.
Собирали дань с нас даром.
Пусть зальет глаза алдарам
Пот наш трудовой!


В церкви
Поп дьячку твердит уныло:
«Не звони, закрой ты двери, —
Не затащишь в церковь силой,
Гибнет род людской в безверье!»
Входит в храм за свечкой тонкой
Женщина, неся монеты.
У монеты голос звонкий —
Слаще звона в мире нету.
Поп за здравье поминает
Имя царское некстати.
А дьячок смешок скрывает:
«Знать, свихнулся ум у бати».
О здоровье мужа просит Прихожанка помолиться.
Поп «за здравье» произносит.
Не забыв перекреститься.


Где ты, труженик?
Где ты? Тебя зову я снова.
Проснись, не то придет беда.
Исполнен духа боевого
В урочный час ты был всегда.
Так отзовись на зов последний,
Ты, чье безрадостно житье.
Мы ждем тебя, приди, не медли,
бери свое ружье.
Исполнен духа боевого
В урочный час ты был всегда,
Врагу не дашь присвоить снова
Плоды нелегкого труда.
Коль нет ружья — бери дубину,
Коль нет коня — иди пешком.
Ведь ты не хочешь доли сыну
Быть у алдара батраком.


День нашей радости
Нынче песню осетинам
Петь про Ленинский закон.
Даль дороги освети нам
Огоньками, Гизельдон!
Проникает свет лучами
В каждый темный уголок.
Позабыть бы все печали,
Только кто б забыть их мог?
В завтра путь мы прорубаем,
В глубь ущелий путь мостим.
В общем деле несгибаем
Наш сплоченный коллектив.
Пойте ж песню, осетины!
Воют пусть враги от зла.
Край наш счастье посетило,
Свет нам партия дала.


Карасе
Нам Россия избавленье
Принесла от темных сил,
И вернулся к нам в селенье
Карасе, что в ссылке был.
Был он крепким, как железо,
А теперь он хром и сед,
Кандалами шрам прорезан,
От цепей остался след.
Так за что он был наказан? —.
Вы хотели бы спросить.
Кто обижен — не обязан
Терпеливо боль сносить.
Карасе не видел детства,
И богатства не скопил,
Лишь отцовских мук наследство
Полной мерой получил.
Пот отца за каплей капля
Падал в пользу богача.
Руки старые ослабли,
Рубище сползло с плеча.
К сердцу боль и смерть подкрались,
Нищета лишила сил.
Час пробил. И сына старец
Подозвать к себе просил.
Тот юнцом был малолетним,
Но отец, чей взгляд уж гас,
Словом горестным, последним
Звал его в предсмертный час.
Он сказал:
— За все мученья,
Что не знают берегов,
Пусть настанет день отмщенья...
Помни, сын, моих врагов!..
И угас. Запричитала,
Обращаясь к сыну, мать:
— Никогда бы я не стала
— Волю мужа забывать.
Богачи нам не враги ли? —
Не давай им мирно жить.
Лишь тогда к родной могиле
Можешь честно подходить.
И врагов отца своими
Ты врагами посчитай,
Будь ты ястребом над ними,
Им укрыться не давай...—
За селом похоронили
Старика, смиривши гнев.
Ни словца не проронили.
Сын не плакал, побледнев.
А потом, подобно рекам,
Что срывают камни с круч,
Вольным сделался абреком —
Беспощаден и могуч.
У богатых на пороге
Он являлся по ночам,
И пожарами дороги
За собою отмечал.
А порой влетит в селенье,
Крикнет матери:
— Я жив!
И пропал через мгновенье,
Пылью след запорошив.
Он завет отца дороже
Почитал, чем блага все...
Только выследили все же
И поймали Карасе.
И угнали темной ночкой,
Чтоб своим судом судить...
Разве мог он в одиночку
Вражью стаю победить?
Понял он, да поздно было,
Что им выбран путь не тот.
Революция добыла
Всем свободу от господ.
Нам Россия избавленье
Принесла от вражьих сил...
Так вернулся к нам в селенье
Карасе, что в ссылке был.
«Китай»
Китай на востоке,
Великий, встает,
Чтоб сбросить жестокий,
Неправедный гнет.
Довольно терпенья,
Что длилось века.
Валы свои вспеня,
Клокочет река.
Грозней нет потока,
Гремит он не зря.
На небо востока
Восходит заря.
И солнце спокойно
С востока встает
И крылья дракона
Лучами сожжет.


Коллективисты
Песней отметили,
Звонкой и чистой,
Утро Осетии
Коллективисты.
Горе — не в горе им
Сердцем не робки.
Ими проторены
Новые тропки.
Ими засеяны
Новые пашни.
Песней развеяны
Муки вчерашние.


Круг хохлатых
Мужи хохлатые, глянь, неспроста
Речь повели без стеснения,
Пользуясь именем славным Коста,
Лживые льют песнопения.
Рвется терпенья последняя нить,
Боль в нашем сердце надорванном.
Встань же, Коста, и не дай осквернить
Имя свое этим воронам.
«Кто не ищет путь к свободе»
Кто не ищет путь к свободе,
Не летит мечтой вперед,
Для народа непригоден, —
Тот в самом себе умрет.


Лето
Желтеют пастбища от зноя.
К прохладе тянутся стада —
Днем в русло забредут речное,
Где звонко плещется вода.
Укусом овода испуган,
Вол дровосека вздрогнет вдруг,
Ладонь хозяина и друга –
Погладит — и прошел испуг.
В лугах работают, желая
Косьбу окончить поскорей;
От зноя спрятанный, играет
В кадушках квас для косарей.
А там жнецы идут пшеницей,
Пот омывает им лицо.
Слышны и песнь веселой птицы,
И звон серпов в руках жнецов.
Вот голубей проворных стая
У скирд проплыла золотых.
Шуршит пшеница, осыпая
Зерно под взмахом крыльев их.


Мать Марса
Когда-то славно жили наши предки
На снежной высоте горы Уаза,
И солнце их лучами озаряло.
А ныне там, где было их становье,
Лишь каменная башня сохранилась,
Как памятник, стоит она над бездной.
Да у стены старушка тихо дремлет
В истлевшем платье, плесенью покрытом.
Она дрожит от холода и стонет,
И, волосы седые вырывая,
Латает ими ветхую одежду.
Ее слеза в морщинах поопадает,
Она сынов и внуков вспоминает:
«Чей ныне день рожденья или смерти?» —
Так может бормотать она часами,
Перечисляя ряд имен любимых,
Уазу она всех чаще вспоминает:
«Мой сын любил снега и холод горный.
Но холод жизнь уносит, и погибли
Здесь все, кто жил.
И я лишь одиноко
Стою у края ледяной могилы
И стоны тщетно в небо посылаю.
Твердили раньше: есть у Солнца дочка —
Хорцеска — светлоликая девица.
Мой сын, чтобы согреть людей, посватать
Решил ее и превратился в Марса.
Но Солнце почему-то отвернулось,
И не был сын лучом его обласкан.
Одна теперь сижу я в ожиданье, —
Когда же Марс возьмет Хорцеску в жены,
Чтоб свет и радость к людям возвратились?
Капризные случаются невесты,
Но сын мой тоже не уронит чести».
«Михаилу Гарданову»
Жив ты навеки —
Сильный, упорный:
Крепки побеги
От старого корня.
Где ни бывал ты
С бедным в соседстве?
Сколько знавал ты
Горя и бедствий?
Правды глашатай,
К свету нас звал ты,
Юных вожатый,
Старость узнал ты.
Есть ли слова те,
Чтоб были годны
Славить твой подвиг,
Пастырь народный!


Молодежи
Груз вы взвалили немалый на спины.
Так проверяй же в пути, молодежь,
Нет ли поблизости вязкой трясины,
Той ли дорогою к цели идешь?
Соединили вы силы и мысли,
Храбры в боях и душой горячи.
Сколько уловок, пойди, перечисли!
Их припасают для вас богачи.
Будьте же зорки в пути и едины,
Враг не обманет вас, не проведет, —
Только в единстве вы непобедимы,
Только в движении дерзком вперед.
Вы добровольно взвалили на спину
Груз открывателей новых дорог.
Так не давайте столкнуть вас в трясину.
Близок бессмертья заветный порог.


Молодому певцу
В высь восхожденье,
Пой без конца!
Сердцем рождение
Чую певца.
Нам только прошлая
Рана больна,
Вам же хорошая
Доля дана.
Жизнь вам цветение.
Солнцем пригреет,
Ввысь восхождение
Пой нам, поэт!


Наши беды миновали
Наши беды
Миновали,
Мы свободу
Отстояли.
Нашу жизнь мы
Строим вместе,
И скажу я
Вам по чести:
Горы сдвинем
Мы руками;
На пути же вашем
Камень.
Разгрызите ж
Этот камень
И пройдите
Ледниками.

Не допусти тунеядца
Не допустим тунеядца
В наш амбар и водоем,
Сами мы пожнем богатство,
Сами счастье мы скуем.
Тунеядцы, прочь с дороги!
Говорит не зря народ:
Позабыты ваши боги —
Их никто не признает.
Молодым ваш облик гадок,
Цвесть им в солнечном луче.
Будет наш расти достаток,
Вам же таять, как свече.
«Невестке»
Горянка-невестка!
Ты лучшего места
Достойна в дому.
Ты знала лишь слезы,
Мужские угрозы.
Предел есть всему!
Так выйди к народу
И с нами свободу,
Как хлеб, подели.
Поведай нам смело,
Что ты претерпела
От света вдали.
Ты счастья достойна,
Ты песню пропой нам
Про ясные дни.
Сильны мы, богаты,
Будь с нами на жатве,
Работать начни!


Новогоднее
Рань новогодняя...
И в новый год
Кличу сегодня я
Горский народ.
Словно весна теперь,—
Тверже наш шаг.
Труженик, на тебе
Красный рабфак!
Двери раскрытыми
Будут — иди!
Прежде забитому
Быть впереди!
В юности раннюю
Мудрость копи,
К свету и знанию
Ринься, не спи.
Гнева резонного
Полон, народ
Скажет про сонного:
«Темен, как скот!»
Словно весна теперь,—
Тверже наш шаг.
Труженик, на тебе
Красный рабфак!


Павшим
Вечную славу
Добыли по праву
Те, что погибли в бою;
Те, что свободу
Дали народу,
Жизнь не жалея свою.
Шли они с нами
Одними путями —
Только всегда впереди.
Первые пули
Их не минули, —
Остановили в пути.
Вместе с народом
Шли за свободу,
Гибли в бою у знамен.
Крепнет с годами
Прочный фундамент —
Тот, что их кровью скреплен.
Вечную славу
Добыли по праву,
Павшие с пулей в груди.
Так поклянемся,
Что не собьемся
Мы никогда с их пути.
Непобедимы,
К счастью идти мы
Будем дорогой отцов.
Будем всегда мы
В битве с врагами
В первой шеренге борцов.
«Песня»
Я ее на танцах встретил,
Взгляд ее лишь мне ответил.
Впрямь, ее красу земную
С солнцем разве лишь сравню я.
Я кляну себя жестоко,
В танцах я не видел прока.
Впрямь, ее красу земную
С солнцем разве лишь сравню я.
С ней одной теперь бываю,
Дом родной позабывая.
Впрямь, ее красу земную
С солнцем разве лишь сравню я.
А теперь лишь с ней танцую
И подарки ей дарю я.
Впрямь, ее красу земную
С солнцем разве лишь сравню я.
А на ней женюсь когда я, —
Станет дом мой краше рая.
Впрямь, ее красу земную
С солнцем разве лишь сравню я.


Пионерская походная
Раз, два, три! Раз, два, три!
Дружно все шагайте в ногу.
К свету нам открыл дорогу
Мудрый вождь наш.
Раз, два, три! Жить во тьме нам надоело,
Мы к заре шагаем смело.
Раз, два, три! Раз, два, три!
Наши знанья — наша сила.
К знаньям партия открыла
Верный путь нам. Раз, два, три!
Сил в дороге не жалея,
Станем крепче и взрослее.
Раз, два, три! Раз, два, три!
Имена вождей мы помним,
Их делам большим и скромным —
Все мы верим. Раз, два, три!
А для малых, кто не с нами,
Станем завтра вожаками.
Раз, два, три! Раз, два, три!
Дружно все шагайте в ногу,
К счастью новому дорогу,
Партия, нам озари!
Красный галстук — зорь примета.
Дай нам, солнце, больше света!
Раз, два, три! Раз, два, три!


По новому пути
Все, что желали,
С боем мы брали;
Все, что любили,
В битвах добыли.
Были б заметней
Нового всходы—
Девятилетье
Отняли походы.
В памятных сечах
Страха не знали,
Груз мы на плечи
Внукам не взвалим!
Верным путем
Сквозь бураны и вьюгу
Будем идти,
Помогая друг другу.


Праздник трудящихся
Сегодня праздник тружеников, —
Праздник
Весны и песни, льющейся из сердца.
Тут все поют от мала до велика:
«Друзья, дадим отныне клятвы слово,—
Привыкший спину гнуть пред господами
Пусть навсегда расправит гордо плечи,
Навек забудет рабские привычки.
Пусть он народа трудового дело
Превыше ставит собственного счастья.
А если нет — да будет он наказан!»
Сегодня, в праздник, проникают взгляды
В глубь сердца каждого.
Так взглянем честно
В глаза друг другу и сильней сплотимся,
Чтоб наше дело крепло год от года.
Об этом дедам нашим лишь мечталось —
И вот добились мы мечты свершенья!
На землях наших пахарь—брат наш—пашет,
Приветствуя большой весны рожденье.
Хотя порою редкие снежинки
Вдруг занесет озлобившийся ветер, —
Они, как капли, падают на землю,
Весенней влагой рыхлый пласт питая.
А холода, что раньше лютовали,
К ущельям и вершинам отступили,
Но солнца луч и там их достигает.
Сегодня праздник тружеников, -
Праздник
Весны цветущей, песни нашей вольной
Вот отчего, о старом вспоминая,
Слез радости иные не скрывают.


Сакко и Ванцетти
Горе с плеч своих не сбросим—
Скрылся подлый враг во мгле...
Жертвы мы в бою приносим
Ради жизни на земле.
Знамя наше к изголовью
В горе мы склоняем вновь.
Захлебнутся вашей кровью
Те, кто пролил эту кровь.
Жертвой два героя пали...
Пусть же помнит вражий сброд
Мы в могилу закопали
Их тела, но месть живет.


С богом пищу не делите!
Тучи в недрах еле держат
Молний звонкий посошок.
Вот ударом громовержец,
Точно свечку, храм зажег.
К храму был осел привязан,
Он от счастья ошалел:
Ведь не будет он наказан,
Коль хозяин погорел.
А народ, что верит кувду,
Выбиваяся из сил,
По полпуда и по пуду
Яств из дома приносил.
Лжет тех яств распределитель,
Что он богу дань дает:
«С богом пищу не делите!» —
Сам в мякину кус сует.


Сватовство
За богатый стол уселись сваты,
Каждому здесь почесть отдана
Каждому хозяин тороватый
Шлет бокалы пенного вина.
Выбит пулей камень в дымоходе —
Ведь стрелок с обычаем знаком!
Вот невесту с песнями выводят,
И невеста плачет под платком.
Юноши о ней заговорили:
— Сколько горя в девичьих глазах.
— Знать, добра ей мало подарили, —
От обиды девушка в слезах.
— А быть может, принуждают силой
Замуж выходить за бедняка?
— Иль в мужья достался ей немилый,
С кем житье — неволя и тоска?
— Может, от тревоги эти слезы,
Что судьба ее предрешена.
— Иль свекрови будущей угрозы
Уж теперь предчувствует она...
Встал старейший:
— Вы бы помолчали! —
Был седым он, как снега зимы, —
Смех бывает горек и печален,
А порой от счастья плачем мы.
Вешний цвет прекрасен под росою,
Луг под нею, словно бирюза.
Влажною подернуты красою
На гулянье девичьи глаза.
В поле люди сев под дождь кончают,
Чтоб взошли богатые хлеба.
В колыбели сына мать качает —
Как слеза, светла ее судьба.
Пусть же будут закрома и клети
Осенью у пахаря полны.
Пусть невесты нашей будут дети
Счастливы, свободны и сильны.
«Слышу я голос»
Слышу я голос,
К нам обращенный,
Голос суровый
Правды рабочей.
Вот это слово:
«Пишущий песни!
Жду, чтоб воспел ты
Труд человека.
В службе народу
Черпай призванье.
В лавке сидящий!
Все — для народа
(Знаешь ты это).
Будь же всегда ты
Честным, правдивым.
Ловкий мошенник!
Грабил ты бедных,
Жил ты обманом.
Так разреши-ка
Жить без тебя нам.
Наш председатель!
Речи красиво
Ты произносишь.
Но ведь бывает
Речь лицемерной.
Нет еще в каждом
Доме достатка.
Так почему ж ты
Медом и птицей
Хапаешь взятки?!»


Сон
Словно из стали,
Скалы блистали,
Голы и круты.
Спали спокойно
Павшие воины —
Люди Мацуты.
Льдистой корою
Склепы героев
Скованы были.
Мертвым метели
Зимние пели
Давние были.
Их охраняя,
Глаз не смыкая,
Совы кружили.
Даже их крики
Павших — великих —
Сна не лишили.
В скалах тех голых
Только орел их
Старый заметил.
Голосу птицы
День светлолицый
Эхом ответил:
— Встаньте, герои,
Ждут вас с зарею
Светлые цели!..


Сплотились в артели
Сплотились в артели
Мы с этого года.
Светлее нет цели —
Свобода! Свобода!
Проходит по пашням
Хозяином трактор.
Нет места вчерашним
Бессилью и страхам.


Товарищи, хватит!
Много, товарищи,
Мук мы сносили.
Хватит пожарищ,
Бед и насилий.
Партия в грозный
Отряд нас сплотила,
Партия козни
Врагов нам открыла.
Лезут украдкой
Враги в наше жито;
Зная повадку их,
Скажем открыто:
Сами мы долю
Свою добывали, —
Но для того ли,
Чтоб вы воровали?
Слово теперь наше
Грозно и вольно,
Голосом полным
Скажем: «Довольно!»


Труженику
Разве сердце твое не устало,
Разве сердце обид не считало?
Или внемлешь наветам и бредням,
Что рабом ты родился последним?
Или в доме, где крыша низка,
Ослепил тебя дым кизяка?
Так не слушай ты лживые речи
И расправь богатырские плечи.
Не откладывай часа отмщенья
За обиды свои и мученья.
Будь отважным в сраженье любом,
Чтоб навек не остаться рабом.


Тунеядцу
Заплыл ты весь жиром.
Мы жалобам лживым
Не верим твоим.
Тебе ли не тяжко? —
Страдаешь, бедняжка,
Обжорством томим.
Не лезь к нам в друзья ты,
Быть хочешь богатым
Ты нашим трудом.
Мы день на работе,
Ты ж трудишься в поте
Лица за столом.
Друзья не твои мы,
На честное имя
Позор не клади.
В амбарах у бедных
Кротом ты зловредным
Сидишь — выходи!
Довольно жить даром,
Ступай-ка к отарам,
Да будь чабаном.
За волчью ж натуру
Мы с хищника шкуру
Спускаем живьем.



ОРЛОВА НАТАЛЬЯ СТЕПАНОВНА

Баграевым
Прощайте, не надо
Проклятий и слез,
Из вашего ада
Я ноги унес.
Дар жизни — минутен,
Как время цветов,
Дар смерти — он смутен,
Темнейший из снов.
Творят они скопом
Свой суд надо мной,
Терзают с наскоком
Все вместе, гурьбой.
Ведь жадному падаль —
Привычный кусок.
Ваш дурень, не правда ль,
Не мучить не мог.
Из вашего ада
Я ноги унес.
Прощайте, не надо
Проклятий и слез.


Беда
Днем, работой утомленный,
Спал бедняк на луговой
Травке мягкой и зеленой,
А проснулся — сам не свой.
Видит: черная гадюка
Дремлет на его груди.
В сердце робком — страх и мука,
Хоть гляди, хоть не гляди.
Думает: «Она проснется,
Если двину хоть рукой.
А стерплю — не шевельнется...
Боль души — змеи покой!
Чем такая незадача,
Лучше сна не прерывать,
И милее быть незрячим,
Чем такое увидать!»


Бедняки Мастинока
Что отец одряхлевший, что старая мать —
Им ни вил, ни мотыги уже не поднять,
Дотемна они бродят
Вдоль заборов глухих Мастинока.
А придут и заплачут о злосчастной судьбе,
Всю печаль свою, боль изливают тебе,
Сын приемный, — с тобой
Уж не так вроде им одиноко.
Он стыдит их надменно и так говорит,
Что пускать их по людям — честь ему не велит,
И кувшин разбивает
С подаяньем убогим и скудным.
Незаконнорожденный, он несчастных бранит,
Мол, пустыми слезами по горло он сыт,
И как будто не знает,
Что творит языком безрассудным.
Говорит он: «Идите, отыщите в пыли,
В куче мусора или в безвестной дали
Труп погибшего сына».
Ветер воет и дождь причитает,
Как родня по убитом на страшной войне,
Плач раздался, на части рвет сердце он мне,
Что же делать? Безвинно
И жестоко, глубоко страдают.


Богачам
Впрямь ли есть у вас
В сердце мужество?
Нам пропасть не даст
Паше мужество.
Без обид снесем
Труд нелегкий свой,
И земля за все
Нам воздаст с лихвой.
Как земля жирна,
Как богата жизнь!
Как сильна она —
Ваша ненависть.
Грянет битвы час,
И не скроетесь,
За спиной у нас
Не схоронитесь!


В нетопленом доме
Отец болеет. На соломе
Лежит — вот вся его кровать.
Рыдает дочь, и в целом доме
Ни дров, ни щепок не сыскать.
Давно нетоплено, и всюду
Дыханье стужи на стенах.
Эх, затопить бы, только чуду
Равняется подобный шаг.
Мать силы тратит без остатка —
Ей все аукнется потом,
Как, подхватив, что было шатко,
Плечами подпирала дом.
Озябли дети, и надежда
Едва ли озаряет сны.
На них без пуговиц одежда,
А лица, лица так бледны.


Гуго Кибилову
(Угроза)
Вы белыми были — но чуден стал свет.
Вы — красные? Или я пьян?
Христа поминая, две тысячи лет
Кровь пили из наших вы ран.
Но бой загремел, мы решили восстать,
Порвали оковы свои,
Но прежнее горе нас давит опять
И гнет, как и в старые дни.
Вы с именем Ленина вышли вперед,
И ты, тот, кто был палачом?!
Со злобой ты свой унижаешь народ? —
Узнаешь еще, что почем!


Дудару Бердити
Впрямь ты чиколинцев наших
Новым песням научил,
И в потемках дней вчерашних
Свет в их школе засветил.
Ты своею жизнью хочешь
Переделать ход вещей,
Как паук, для них хлопочешь
В нитях солнечных лучей.
И один другому скажет,
Множа добрую молву:
«Нас религия не свяжет,
Вот за что поклон ему».
С каждым шагом вырастая,
Мулл своей работой зля,
Знай, тебя благословляет
Осетинская земля.


Жена вора
(Причитанье)
О горе мне! Отец и мать
Навек ушли от нас.
Мой гордый брат, свечу держать
Пришлось в твой смертный час.
Зачем дышу, зачем живу?
Беда со всех сторон.
В моем повыстывшем дому
Лишь память похорон.
У очага, отец и мать,
Я выла день и ночь.
О счастье принялась мечтать
В несчастье ваша дочь.
Будь проклят тот, солгавший мне:
«Я брошу воровать».
В нем предков благородства нет,
Он обманул опять.
О, если бы тяжелый труд
Достался б нам в удел,
Детей учить, как подрастут,
Добру бы он хотел.
Но нет, другое на уме,
И знаю наперед,
Что в яме воровства, на дне
Он свой конец найдет.


Картины нашей жизни
Все благополучно, куда ни взгляни,
У тех, кто без денег, — расходы одни,
Нарядно одетым — привет и почет,
И дальше известно все наперечет:
Богатому — тут же готовая лесть,
А бедному — вошь, по одежке и честь,
Известному вору — подарки несут,
А прочим которым — лишенья и труд,
Здесь волку дается зубастая пасть,
Обманщику — в деле завидная часть,
Оборвышу — ругань, которой не снесть,
А уж оскорбленью — жестокая месть.


Когда я плачу
Не могу от слез вздохнуть,
Боль мою терзает грудь
Чаще и сильней,
Понимает все Сармат,
Тяжкой думою объят
О беде моей.
Поздно встретились мы с ним,
Но отныне я храним
Другом и спасен
Не затем, чтоб пировать,
Да не в силах он опять
Слышать горький стон.


Лодырь и труженик
...Праздный лодырь от безделья
Все б в селе искал веселья,
Бедняки же никогда
Не уходят от труда.


Ложная клятва
Ах, и много в наследство досталось
Кубатиевым пастбищ, земли.
Пастухов, забывая про жалость,
Жадной злобой они извели.
Из лесов Алагирского края
Хаси-Тасо пришел в их конец,
И с коней вороных не слезая,
Кубатиевы брали овец.
Но пастух уготовил расплату,
И, пожалуй, был верен расчет —
«Их горбатый пастух, сильный Гату,
Мне для мести как раз подойдет».
«Был ребенком похищен ваш Гату,
Из густых Алагирских лесов».
Кубатиевы, клятвой прижаты,
Батрака возвращают без слов.
Так нежданно-негаданно Гату
От жестоких хозяев спасен.
Хаси-Тасо, дав ложную клятву,
И покой свой утратил и сон.
Что ни день — все беднее и плоше,
Быстро овцы повывелись тут,
И в Дигорском ущелье его же
Бедолагой несчастным зовут.
Есть поверье — не выживут дети,
Если ложно поклялся отец.
Вот и Тасо за грех свой ответил —
Роду Тасо приходит конец.


Мое сердце
Что ты, сердце ретивое,
Расскажи мне, что с тобою —
Горько замираешь.
Одинокое, но все же
Жизнь тебе — всего дороже,
а в несчастье таешь.
Не кручинься, может, вскоре
Люди взвесят злое горе
выпавшее — сами.
Кузин дверь закрой отныне,
И она к груди пристынет
кровью и слезами.
Почему ты так ранимо?
Пусть летят желанья мимо,
что в них дорогого?
Пусть земля все зло глотает,
Жизнь бежать нас заставляет
из села родного.


Наша осень
Горе принесла ты, осень,
Нам осталось слезы лить.
Урожай не мы уносим,
Скот разграблен — как нам жить?
Разгулялась на просторе,
Дождь ли, слезы — лить не лень.
«Со слезами сгинет горе», —
Вот и плачешь целый день.
Под ярмом жестоким снова
Жить нам более невмочь.
Кто б повел нас? Нет такого,
Светлый день для нас, как ночь.
Горе, горе, наша осень,
Горько плачешь с нами ты, —
Наш достаток зло уносит,
И растаяли мечты.
Мы от горя волком воем.
Нам к беде не привыкать,
И в слезах, своею кровью
Платим дань мы злу опять.


Одинокий
Жил — не унывал
Сирота веселый,
Песни напевал,
Проезжая села.
До зари вставал,
И ложился поздно,
А к врагу вставал
Грудью, хмурясь грозно.
Только как-то раз
Осенью ненастной,
В невеселый час
Утонул несчастный.


Отвага казаков
Враг, как зверь, нашу землю терзает,
Стыдно плакать, дрожать нам грешно,
Молодежь нашу рабство ломает,
На плечах наших едет оно.
Стоном стонет родная Отчизна!
Унижений ли новых нам ждать?!
И земли тяжела укоризна,
Время — жатву созревшую жать.
Пусть штыки вражьи шеи пронзают.
Чтоб не сгинуть в кровавых веках,
Потому что нам кости ломают,
Пуще сабель, презренье и страх.


Песня беглеца
Поглядела 6 ты на сына,
Что без имени живет,
Чья судьба теперь — чужбина
И тяжелый ряд невзгод.
Кто на все про все сгодится,
Сердцем, нехотя, скрепясь,
Кто голодным спать ложится,
Чей удел — нужда и грязь.
Я тебе всегда перечил,
Сердцем жил я, жизнь губя...
А теперь молю о встрече —
Лишь тебе и нужен я.
Горе мне, тебе опорой
Здесь остался я один.
11о не ждешь ты встречи скорой —
Стал бродягою твой сын.


По-новому
Этот мир не за страх
Отстояли в боях,
И отстроили край наш раздольный.
Девять лет мы шумим,
Но порядком своим
До конца все равно недовольны.
Так возьмемся скорей,
Да с охотою всей,
Чтобы жизнь стала лучше и краше,
Ну, возьмемся скорей,
Ведь на плечи детей
Мы не взвалим тяжелую ношу.
Над умершим скорбим,
На поминках едим,
Как обычай велит нам на тризне.
Ну, а тяжесть и труд
Пусть достойно несут,
Чтоб идти легче было по жизни.


Почему бежишь?
(Данелу Тогоеву)
Нашу грязь ты вывозил.
Просим из последних сил,
Друг, опомнись...
Ты же сам давно узнал
Скудость нищих наших скал,
Боль и горесть.
Ты лопатой и метлой
Сор из жизни гнал долой
Дней летящих,
И в бою ты не плошал,
Ты «Кермена» силой стал
В черных чащах.
Жизнь в пещере без огня,
Не жалея, не кляня,
Вынес с нами,
Насмерть дрался ты всегда,
Хоть кишела борода
Часто вшами.


Причитанье
Наше солнце закатилось, как еще живу?
Мужа милого отныне я не обниму.
А моих сирот голодных накормить кому?
Кто растить теперь их будет и учить уму?
Нет кормильца и не будет, горе слабым нам,
Нет бедней меня на свете, что за боль в груди,
И двойная тяжесть сердце рвет мне пополам —
Далеко его могила, некому пойти.
А во сне его живого вижу что ни ночь,
Забываю все обиды пролетевших дней.
Просыпаюсь — и утрату пережить невмочь,
И не чувствую, как слезы льются все сильней.


Просящий дождя
«Дождь, залей луга и поле!» —
Хлебопашец, что есть сил
Слезно просит, страстно молит,
Чтоб он землю оросил.
Чтоб вода поила пашни,
Урожай не иссякал,
Чтобы конь мой, отощавший
За морозы, гладким стал.
Чтобы осень все богаче
Нас дарила с каждым днем...
Ну, пролейся, ведь иначе
Все мы с голоду умрем.


Раскаяние
Уж приветлив был мой благодетель со мной,
Как въезжал на арбе я, недужный...
Если близко поживу почует скупой,
Улыбается он добродушно...
Я, как, раненый зверь, обезумел, тогда,
Мой недуг меня жег, словно рана,
И, как будто за мною гналась беда,
Я примчался к мулле утром рано.
И уж так нестерпимо озноб меня тряс,
И так боль доставала до краю,
Что взмолился к нему от души в первый раз:
«Помоги мне, спаси, погибаю!»
«Твой недуг? Для тебя ничуть не страшней,
Чем теленку ляганье коровы».
Я ягненка ему преподнес поскорей,
К нецеленью святому готовый.
Он меня опоил, чуть со свету не сжил,
А я верил в спасение свято,
И еще я деньгами и птицей платил,
Да напрасно была эта плата.


С перебитыми ногами
«Может, ты обезножел, скажи, отчего?
Может громом тебя поразило?» —
Попрекают, не в силах понять одного —
Что ушла моя прежняя сила.
«Ты же не был таким, может, вправду оглох?» —
Выясняют и мучают вволю.
Это так, да не так. Я воистину плох —
Потому что смертельно я болен.
Ведь и мне самому слышать их невтерпеж —
Эти стоны мои то и дело.
Для меня и работы уже не найдешь,
Но пишу я по-прежнему смело.
Как жестка подо мной напоследок постель,
Как чурек мои челюсти вяжет.
Эта жизнь среди вас, каждый прожитый день,
Для меня — непосильная тяжесть.


Советы
Довольствуйся малым, чудак-человек.
Дадут тебе слово — тогда говори.
Еда неплохая — с рассолом чурек,
За них и работай до поздней зари.
Обиды страшись и судьбой не играй,
Тебя оскорбят — отвечать не моги,
Коль спросят — ответишь,
Берут — так отдай,
Дают — так бери,
А уж бьют — так беги.


Сыч
Смерть явилась, глядит
И мужчине грозит
Косой неминучей.
А жена о родном
Молит ночью и днем
Под черной тучей.
«Пусть на белом коне
Всадник явится мне,
И смерть — растает!»
И Георгий своим
Рукавом над больным
Провел, спасая.
«Будут дни вам легки,
Пока дома крепки —
Дубовые бревна».
Так обманывал их,
Обреченных двоих,
Утешал любовно.
Муж и года не жил —
Смерть убавила сил,
Забрала с собою.
И вдова не живет —
Смерть все время зовет,
По мужу воет.
Крепки бревна и дом,
Обернувшись сычом,
Покойник с дуба
Слышит вдовий напев,
Горький плач, умерев,
Знать слышать любо.
Сыч на дубе своем
Кычет ночью и днем,
Кричит часами.
И, от горя мертва,
Угощает вдова
Его слезами.


Татаркан и Билаонти
Был ты горд и упрям,
И религии ты
Никогда не служил, не хотел,
И назло всем попам,
Не страшась клеветы,
Ты учителя выбрал удел.
Ты по свету бродил,
Ты повсюду искал
Правду жизни, не веря словам,
И таил ты в груди,
И до срока скрывал
То, что понял единожды сам.
Стал «Керменом», свою
Жизнь суровой борьбе
Посвятил, никому не сказав,
И в открытом бою
Доводилось тебе
Добиваться свободы и прав.
В наших черных лесах
Ты себя не берег,
Ноги ты обморозил свои,
И в грузинских горах,
Выжидая лишь срок,
Скрылся ты в наши черные дни.
Но, когда мы врагов
Одолели, смели,
Всех повышали с нашей земли,
Был разрушен твой кров,
И тогда не смогли
Твои дети свой дом сохранить.
И ушел ты на время
Из наших рядов,
И до срока покинул ты нас,
Но за битвами всеми
Меж дел и годов
Мы тебя вспоминали не раз.
Стал учителем нам
И строителем ты,
Растворившись в прекрасной судьбе,
А ходить по пирам,
Да застольям пустым
Никогда не хотелось тебе.
Ты для наших детей
Чудной башней стоишь,
Ты им видишься даже во сне,
И все новых вестей
Ждут, послышится лишь
Голос твой в наступающем дне.


Товарищам
He твердите — «мы восстанем,
Нас теперь не удержать».
Ведь удар бывает ранним,
Нынче лучше переждать.
Подстрекатель жирнобрюхий!
Чтоб тебе вот так пришлось
Знать и горе и разруху,
И тоску сиротских слез.
Нас оставьте, ваши дрязги
Разбирать мы не хотим.
Кто у власти — станет разве
Лезть под пули, в кровь и дым?!
Осетину не пристало
Необдуманно решать.
Переждем — пока нас мало,
Чтобы вместе нам восстать.


Хадзимат Рамонти
Наш боец и герой,
Наш воистину брат,
Шагу в битве святой
Он не сделал назад.
Нас, ведя за собой,
Он не мог не спешить,
Он и мертвый — живой,
Нам его не забыть.
Наше горе его
Доводило до слез,
Не страшась ничего,
С нами все перенес.
В час беды и потерь
Лучшей помощи нет.
Обломилась теперь
Наша главная ветвь.
Он погиб, чтоб отдать
Долг, которым живем,
И нельзя рассказать,
Как горюем о нем.


Я вспомнил свою жизнь
Я вспомнил жизнь свою
Я вспомнил жизнь свою, о, как томится сердце,
И дни мои прошли небесных стай быстрей,
А в сердце тучи дум стоят — куда мне деться? —
Сижу один, больной, и стража — у дверей.
И некуда бежать, и вечно заточенье,
И ноет голова,— с ума бы не сойти,—
Я вспомнил жизнь свою, один, без измененья,
И этот тяжкий груз не в силах я нести.


Я так говорю
Работник сельсовета!
К тебе спешат с бедою,
Не поспевая следом,
Так снизойди к народу,
И дай сказать ему!
Наш секретарь! С рассвета
Сидят перед тобою.
Ты позабыл об этом?
Ты, выбранный в угоду
Народу своему?!
Работник магазина!
За общим достояньем
Ты здесь следить обязан,
Так береги же свято
и делом умножай!
В хищениях повинный!
Мы впредь терпеть не станем,
Тебя накажем сразу,
Коль станешь грабить брата,
Жизнь строить не мешай!
Работник наш партийный!
Красиво выступаешь,
Зовешь нас к жизни новой,
Зачем же не по чести
Решаешь все дела?
Взгляни — бедняк двужильный
Едва живой пока, вишь,
Ты ж взятки брать готовый,
Мед с индюками вместе
Жрешь тут же, у стола?!




СИНЕЛЬНИКОВ МИХАИЛ ИСААКОВИ

Беда
Днем работы утомленный
Спал бедняк на луговой
Травке мягкой и зеленой,
А проснулся сам не свой.
Видит: черная гадюка
Дремлет на его груди.
В сердце робком — страх и мука,
Хоть гляди, хоть не гляди.
Думает: «Она проснется,
Если двину хоть рукой.
А стерплю — не шевельнется...
Боль души — змеи покой!
Чем такая незадача,—
Лучше сна не прерывать,
И милее быть незрячим,
Чем такое увидать!»


Беззаботный
Лес валю что ни день я,
Было б мясо да суп,
И деревьев паденье
Полюбил лесоруб.
Люди ходят угрюмы
Среди стольких забот.
Там — о будущем думы,
Тот — о прошлом вздохнет.
Я — чумазый и потный,
И убогий на вид,
Но зато — беззаботный,
И душа не болит.
Неиссякшею силой
Заплачу за чурек,
И не станет постылой
Мне работа вовек.
Не занежусь в постели —
На работу спешу,
А потом — в самом деле —
Пьян и весел, пляшу.
1911


Борьба
Ветер с вершины Бештау в отроги
Хлынул внезапно, и скопом ушли
Чуткие звери, покинув берлоги,
И чернолесье бушует вдали.
Что не боится борьбы? И дрожащий
Л е с покачнулся, Деревьев стволы
Крепко сцепились и рушатся в чаще,
И над сраженьем кружатся орлы.
Молнии — в небе глухом и бездонном,
Гром прокатился, ручьев рукава
Стали потоками, сносят к Урсдону
Вырванные из земли дерева.


Весна
Стужа зимняя была непереносима,
Шубы зимней не снимал горец в пору вьюг,
Да иа радость нам весна одолела зиму,
И счастливые поля улыбнулись вдруг.
Пляшет пахарь, удалец в продувном бешмете,—
Шубы сброшены, в горах тают глыбы льда.
Склонов северных гурьба рдеет в жарком свете,
И в овраги с них бежит шумная вода.
А на южных склонах — звук нежащий свирели,
Там, где с овцами — чабан... Будто невзначай
Все спаслись от адских мук, сердцем просветлели,
Эта грешная земля превратилась в рай.
Пеной блещут дерева серебристо-зыбкой,
И пернатые летят, с песнями спеша.
Обездоленный бедняк говорит с улыбкой:
«Наша добрая весна, как ты хороша!»


В Гуларе
Кто не побывал в России.
И кого к нам занесло?
Входят парни молодые,
Словно ангелы, в село.
Просят их: «По-осетински
Что-нибудь прочтите вы!
Как там с речью материнской?
Нет ли кой-какой молвы?»
— Я учусь в Москве, в рабфаке!
— В Грузии учусь, в Калаке...
Что тут! Нужный здесь в Арсаке,
Сжат язык со всех сторон.
Только от Аргинарага
До Гулара эта тяга,
Ну, а дальше — ни полшага...
Никому не нужен он.


Всадник
Я заснул в седле... В чаду тревоги
Головной забыл меня. Затих
Гром копыт. Один я на дороге,
Не догнать товарищей моих.
Стыдно вороного. От досады
Я рукав кусаю в горе злом.
Ждали бы последнего награды,
Я бы взял награду. Поделом!
1914


Группа «хохлатых»
Наши «хохлатые», вы неспроста
Стали открыто кричать о своем,
Вы прикрываетесь нашим Коста
И объедаетесь нашим трудом.
Гневный Коста, был бы жив — так не дал
Именем чистым — их грязь прикрывать,
Те, от кого весь народ так страдал,
Глядь — и хозяева станут опять!


Дверь сердца
Что же скажете вы мне?
Мудрость старая верна:
Недоделанная вещь
Людям сведущим видна.
Я сегодня вам дарю
Слабосильного коня.
Если дар некстати мой, —
Вы поправите меня.
Открываю сердца дверь, —
Вам стихи даю прочесть.
То, что я не допою,
Пусть дополнит ваша песнь.


Двуглавый орел
Случилось несчастье с двуглавым орлом,
Шла смерть к нему в черном покрове.
Птенцы его тоже под мрачным крылом
Своей обливалися кровью.
Их плач и стенанья достигли лесов,
Тревожили горы, ущелья,
На смрад мертвечины шли стаи волков,
С полей воронье к ним летело.
И все ж желторотых двуглавый плодил,
Чтоб быть им у власти, двуглавым,
И все же он крыльями всюду пылил
И пищей питался кровавой.
Но смрадом тяжелым его на земле
Спирало дыханье народам,
Чьи славные дети, страдая во мгле,
Тянулися к солнцу свободы.
Немало погибло бойцов дорогих,
Но многие вышли к рассвету.
Когда-нибудь вспомнят потомки о них,
И будет их слава воспета.


Долгая зима
Ох, зима, ты горе наше,
Снега полные пригоршни
В очи сыплешь, так уймись,
Ждали мы и ждать устали,
Мы живые, не из стали,
Руки снегом обвились.
Ох, зима, ты все мертвее!
Уходи от нас скорее,
Убирайся, поделом.
Ты, хозяин, нас не мучай,
Дай земли нам самой лучшей,
А не камни за селом.
Ох, зима, устали плечи,
Знать, конец твой недалече,
Распроклятое житье —
Что, хозяин, нашей платой
Подавился ты, проклятый? —
Время кончилось твое.


Зимняя ночь в лесу
С вершин ледники дуют стужей щемящей,
Как дремлющий тур, прикорнул черный лес.
Спят звери в привычных пещерах, и чащи —
Под стражею тысячеглазых небес.
И месяц качается в сумрачных тучах
И кажется сломанным ржавым серпом.
Спят птицы на чутких заснеженных сучьях
И греются блеском в ознобе слепом.
Каменья окутала наледи корка,
Река онемела. Глубокая тишь.
И мерзлых орехов не тронута горка —
Под мертвым листом не шелохнется мышь.
1926


Кермен
Мы с твоею песней — вместе,
И поет ее любой,
Слышат горы — этой песней
Мы зовем врага на бой.
Мы твоей судьбой и болью
Сплочены на бой и месть,
Мы за землю и за волю
Умереть готовы здесь.
Ты — как знамя для народа,
Наше мужество растет,
И близка уже свобода —
Час решительный грядет!


Ледник
Лежит ледник белобородый
Под снегом талым.
И светлые струятся воды
Под солнцем алым.
С рассвета бурю кличут в небе
Лихие тучи
И в бешенстве штурмуют гребень,
Хребет могучий.
Но весь охват широких ребер —
В сияньи фирна...
Скользит, швыряет камни в злобе
Оплыв обширный.
И стряхивает капли пота
Ледник с размаха.
Упала в глубь водоворота
Его папаха.
Поток бежит, грозя соседям,
Ручьям усталым,
И раненым ревет медведем,
И давит валом.
Как пули — волн скачки шальные,
И — говор грома...
Собравшись в круг, сидят больные
У водоема.
Студеных волн целебна сила...
Постой, послушай:
Чья песня горы огласила
Тоской пастушьей?
Сейчас застынет стадо козье
На косогоре.
Вздохнет утесов стоголосье,
Той песне вторя.
И голосом похолоделым
Напев подхватит
Ледник, что вечно занят делом
И камни катит.
1909


Лягушка
— Ква! Ква! Хоть бы на час прилечь! —
Доносится лягушки речь,—
Невыносима жизнь моя,
И не дает уснуть змея.
Сгубила старшего сынка,
Боюсь за младшего... Ква! Ква!
Коварная, как ты низка!
Как я сама еще жива?
Ква! Ква! Хоть бы на час прилечь!
Все плаваю... Сынок, домой!
Единственного — уберечь!
О, мальчик ненаглядный мой!
1914


Молитва
Бедных друг, Уасгерги,
Знаясь с горной силой,
Труженикам света,
Долю раздобудь.
Жалоб не отвергни,
Бедняка помилуй,
Дай голодным детям
Выжить и вздохнуть.
В темноте беззвездной
Ты избавь от кары
Знавших лихо злое,
Груз невзгод свали.
Не столкни нас в бездну,
Как хотят алдары,
Одари землею
Сыновей Земли!


На башне
В безднах черных воет вьюга,
Напоровшись на утес...
В мерзлых пальцах сталь упруга,
Часовой к ружью прирос.
Сколько раз из этой цели
По врагу он бил в упор!
Только руки ослабели,
Зоркости лишился взор.
Рыщет вьюга, свищет ветер,
Враг — за снежной пеленой,
А внизу — жена и дети,
Младший сын лежит больной.
Голод. И в чаду и гари
Мать устала слезы лить,
Все твердит, что мясо жарит,
Да не знает, как делить...
1914


О чем вздыхаешь
Не спрашивай, о чем вздохнул устало,
Табун моих коней враги не уведут.
А просто жизни дни мне не нужны, пожалуй,
Раз счастья никогда они не принесут.
Та, что болтает всласть — детишек не докличет,
И мучает всерьез жены болтливый рот,
Со слабым сердцем муж — обыкновенно вспыльчив,
А тот, кто вспыльчив, жену частенько бьет.
Вздыхает век бедняк, печаль ему всех ближе.
Что, девочка моя, в слезах уходишь прочь?
Там стонет мать ее — от кулаков моих же,
И оттого в слезах единственная дочь.


Обман мельниц
Настоящий вор не станет убегать средь бела дня,
Нac не грабить — он считает униженьем для себя.
У околицы крутились до рассвета жернова,
Ночь без устали трудились и управились едва.
Ну, пойду, возьму муки я, украду, чего жалеть, —
11акрутил мешок на руку, лишь бы до света поспеть.
Коли крадучись подходишь — в обе стороны смотри,
Вот и шаг всего остался до заветной до двери.
Только мельница затихла, прикусила язычок, —
— Я мелю, мелю мучицу, — проскрипела и — молчок.
Пусть бы уж пшеница эта на поминки им пошла,
И чурек хозяйский стал бы угощеньем для осла.
А порой уйдешь обратно, если высмотришь кого,
Да с пустыми-то руками возвращаться каково? —
Рассердился, дверь откинул, прямо в мельницу влетел,
И мешок мукой пшеничной я наполнил — не сробел.


Орлы
Сотряслись до основанья нартов склепы
И дрожат под лютым ветром с гор Аллая,
И орлы из темных склепов прямо в небо
Вылетают, жаждой подвига пылая.
Эй, смелее, наши братья, дети Осса,
Вы, надевшие черкески голубые!
Ваша песня горяча, звонкоголоса,
Вам под силу копья нартов боевые.
Черных воронов летит навстречу стая,
Но родные ваши братья ждут подмоги.
С гордой ненавистью в сердце умирая,
Не уступят знойным ворогам дороги.
А начальник ваш, грузин, ваш брат по крови,
Любит вас, как сыновей, готовит к бою,
Доверяя вашей доблести сыновьей,
Вас ведет на подвиг вечный за собою.
1916


Пень
Зеленое деревце ветер сломал, —
Дубок это был непокорный.
Пенек лишь остался... Он молча страдал:
Чуть ветер — болят его корни.
Но в гуще кустов, окруживших пенек,
Гнездится веселая птица.
Едва запоет она в ясный денек —
Любая печаль прояснится.


Плачущий
Как не плакать, если горе
Не кончается, живет,
Одолеть ли разом, вскоре
Память тягот и невзгод.
Если сердце волком воет,
Что придумать лучше слез.
Кто не плакал, у того ведь
Сердце вмиг разорвалось.
Как не плакать, коль работа
Землепашцу невподъем?!
Обливаясь кровью, потом,
Землю горькую грызем.


Покинутый
Спят спокойно на кладбище
Мертвецы, которым тут
Не нужны тепло и пища,
А живущие — живут.
Сам собою обнадежен,
Я стараюсь жить полней,
Но, покинутый, я все же
Нахожусь меж двух огней.
Если в бурях дней кипящих,
Счет забыв своих потерь,
По горам, в ущельях, чащах
Я скитался, словно зверь.
Был готов за правду сгинуть
И не знал судьбы иной,
Почему теперь покинут,
Обессилевший, больной?


Праздник трудящихся
Всюду — люди трудовые,
С песней радостной впервые
Стар и млад сюда пришли.
Крепко сдружатся, воспрянув,
Те, кто под ярмом тиранов
Раньше гнулись до земли.
А захочется иному
Помешать нам жить по -нову —
Мы пощады не дадим.
Кто пойдет сегодня с нами,
Но пресытится трудами, —
Нянчиться не будем с ним.
Праздник — вольный, праздник длится,
Всюду радостные лица...
Но в могучие ряды
Нам теперь сплотиться надо,
И не может быть разлада,
Долг мы выполним, тверды.
Прадеды на богомольи
Так взывали: «Дай нам воли!»
Умирали в кабале.
Но сбылась мечта!.. —Потомки
Вы, сплоченные, неломки,
Долгих лет вам на Земле!
Сброшен гнет. Наш праздник — вольный,
И под голос колокольный
Горе ветром унесло.
Сокрушен тиран вчерашний,
Делим пажити и пашни,
Счастье пахаря светло.
К нам весна явилась рано,
Клочья зимнего тумана
Прорезает жаркий луч.
Стужа убежала в горы,
Тусклые бросая взоры,
Наше счастье видит с круч.
Наших тружеников песни
Пенья ласточки чудесней,
Шум весны все веселей.
Все поют... Но что же с нами?..
Умываемся слезами
Вспомнив гнет минувших дней.


Пьяница
Сам не любит он себя
И не ищет уваженья,
Жизнь беспутную губя.
Крепок хмель, как цепи звенья.
Закружится голова —
Не унять бессвязной речи.
На ногах держась едва,
Он бредет беде навстречу.
После пьянки ум угас,
Тело — камня неподвижней,
Только он не слышит нас,
И, горюя, плачет ближний.
1910


Ребенок
Уснул, глянь, ребенок! Пока, беззаботный,
Не отличит он врага своего,
Считает он каждого добрым, хорошим,
А «мама» и «папа» — вся радость его.
Когда же он вырастет, станет могучим,
Народ трудовой бесконечно любя, —
Познает врагов — угнетателей злобных —
И сном не порадует больше себя.


Сноп и жгут
Тревога!
О проклятие!
Пожаром сноп охвачен,
И у жгута в объятиях
В тяжелом горе плачет.
А жгут снопа страданий
Понять никак не хочет
И над бедой нежданной
Безжалостно хохочет.
А сноп в огне пылающем
Сгорел до половины.
Тогда-то жгут страдающий
Изведал страх, кручину.
Сгорел и он, насмешливый,
Рассыпался золою.
Не смейся над товарищем
И над его бедою!


Сон
Тени встали
В карауле
Гор дигорских круто.
Лунный блеск. Зима.
Уснули
Мертвецы Мацуты.
Леденеют
Склепов недра —
Неживых жилища.
Подпевают
Вою ветра
Сторожа кладбища.
Словно плакальщицы,
Совы
Стонут в час кручины.
Ничего не ждут.
Суровы,
Сумрачны руины.
Но с горы Кареу
Мчится
К ним орел,
И плещут
Крылья старой, сизой птицы,
Слышен голос вещий.
— Встаньте, мертвые!..—
Сзывая,
Вьется на погосте.
... Озираясь и зевая,
Затрещали
Кости.
1926


Старик
В драной шапке, седовласый,
Потерял он зоркость глаз.
«Над седым не издевайся», —
Предки дали нам наказ.
К шубе старенькой рукав бы!
Но старик и рвани рад.
Сыновьями он доволен,
Ими счастлив и богат.
Внуки раз нашли орленка
За высокою горой,
И, чтоб им потешить старца,
Принесли его домой,
Бросили орленка в хату,
Чтобы деда напугать,
И старик в безумном страхе
Стал метаться и кричать.


Стонем от боли
Стонем мы от боли
У врага в неволе.
Всех сковал алдар.
И участка поля
Здесь, в отчизне милой,
Даже на могилу
Нам бы он не дал.
Как же нам, покорным,
Жить по-человечьи?
Пусть из камня — плечи,
Но, слабее мух,
Стонем мы от боли.
Почему? Доколе?
Страшен рабства дух.
Нас алдар-пришелец
В хлев загнал. Доселе
Мы — рабочий скот.
Эй, глаза откройте!
Разве не об этом
На своей свирели
Нам пастух поет?
Как нам жить?
Как жили,
Как в ярме ходили,
Проливая кровь?..
И тогда — в могиле
Мы застонем вновь.
Только стон позорный...
Там уж не вздохнуть,
Если камень черный,
Пав с вершины горной,
Нам придавит грудь.
1916


Тревога
Эй, тревога, созывайте молодцов!
Как на скачках, пусть откликнутся они,
Пусть спешат сюда со всех концов —
Из Даргавса, из Кобани, Камунты...
За спиною враг лютует тут и там —
Он терзает нас клыками всех измен.
Станем бить его крапивой по губам,
Нам опорой — наше знамя — наш Кермен.
Был он мужествен и смелого смелей,
Лишь свободу выбирал он, как судьбу.
Эй, тревога, собирайтесь поскорей!
Подневольных мы поднимем на борьбу!


У могилы
Беды не поправить,
Но — светлая память
Тахунти Бало!
Тебя так любили,
Тебе и в могиле
Пусть будет светло!
Несчастье кромешно,
И мать безутешна,
Сквозь слезы твердим:
«Как жить ей без сына? »
Досталась кручина
Всем близким твоим.


Фарна
Мне приснилось: над стремниной
Гребень тучи выплыл вдруг.
Бог, создавший нас из глины,
Избавляет мир от мук.
Грома вырвались раскаты.
Град ударил. Все темно...
Жито сбито с ног и смято,
Колос выронил зерно.
Гложет горы пламень жгучий.
С берегов траву содрав,
Камни в пропасть мчатся с кручи,
Прямо в стонущий Ираф.
Лава пламенной метели
С гулом по холмам пошла.
Неужели в ней сгорели
Наши горести дотла?
Даль ясна и светозарна...
Так нам грезилось не раз.
Пой же, брат мой, благодарно!
Фарна посетила нас!
1911


Червивое яблоко
Небо собой подпирая, В небе стоят дерева.
Их обливает сквозная Утренняя синева.
Мальчик рванулся к ним... Звонко
Вскрикнул И робко затих.
Кинулось в руки ребенка
Яблоко, краше других.
Мальчик смеялся счастливо.
Мог ли он съесть это диво?!
Жалко! Как вдруг он глядит: Яблоко
Было червиво...
Мальчик заплакал навзрыд.
1914


Черный крик
Солнце стылое сурово,
Весь продрогший, я поник.
Не скажу тебе ни слова,
Ты услышь мой черный крик!
Воздух, льющийся в долину,
Пусть он чист на леднике,—
Задыхаясь, здесь я сгину,
Жизнь окончилась в тоске.
Пропаду на этом месте,
Не дождусь иной поры.
Крик — вот все мои известья,
Жизнь и смерть— как две сестры.
Издали тебя целую,
Нет, еще не сыт вполне
Жизнью, гибнущей впустую...
Оставайся, горько мне!



СПЕНДИАРОВА ТАТЬЯНА

На танцах
Направо старшие сидят,
Их песня весела.
Рука с рукою — встали в ряд.
Симд пляшут вкруг стола.
А слева младшие, стремглав,
Пустились с места в пляс.
И гармонистка, ритм поймав,
За дело принялась.
Чего бояться старикам,—
Не убежит пирог!..
Тревожно девушке, —дружка
Кто б здесь похитить смог?
Асси-куда! «Меня не тронь.
Ты слишком смел и груб.
Не для тебя поет гармонь.
Мне самый скромный люб!»
1912


Наше дерево
Расти, вырастай,
Цвети вновь и вновь,
Плодов урожай
Потомкам готовь.
Вглубь корни пусти,
Вширь ветви раскинь,
Высь гор обхвати,
Небес наших синь.
Под ветви твои
Стекаемся мы,
Как к морю ручьи,
Как к свету из тьмы.
Лишь недругам ты
Приюта не дай.
По миру цветы
Свои рассыпай.
Испробует пусть
Весь люд трудовой
Плодов твоих вкус
И сок их живой.
Они как бальзам —
От бед и нужды.
На благо всем нам
Созрели плоды.



СТРЕШНЕВА ТАТЬЯНА ВАЛЕРЬЕВНА

Поминки
Умер Мали.
Был бедняком он.
Кто это горе оплачет? Старый,
больной,
Век свой он прожил.
Смерть его много ли значит?
В тихом дворе,
Жалобно воя,
Тощая ходит корова.
Думает сын:
«Что мне поделать? —
Надо поминки готовить».
Умер Мали.
Люди собрались,
Старца Мали поминают
И горячо
Сыну покойника
В будущем счастья желают.
Все на поминках
И ели и пили,
Развеселившись,
Домой уходили.



ХАКИМ МУССА (МОИСЕЙ ГРИГОРЬЕВИЧ ДОМБА)

Вождю
Ленин, твой завет и слово
Свято наш народ хранит.
Светлой жизни в них основа,
В них — незыблемый гранит.
Твой завет — в труде учиться
И, расправив вольно грудь,
В мир грядущего стремиться,
Пролагая к счастью путь.
Знаем мы врагов свободы,
И клянемся мы тобой,
Что в борьбе за власть народа
Мы продолжим подвиг твой.
В песнях наших будут живы
Блеск и мощь твоих идей,
И взлелеют наши нивы
Семя истины твоей.
Пусть покой твой не смущают
Шум борьбы и звон мечей,
Нашу волю согревает
Солнце мудрости твоей!..


Кузнец
Жизнь рабочая настала,
Дружно, эй!
Бей же, молот, по металлу,
Бей сильней!
Нас лентяй усмешкой вздорной
Не смутит, —
Ведь у нас в труде упорном
Кровь кипит.
Сноп огня от наковальни,
Вверх взлетай!
Пусть шипит у стенки дальней
Трус-лентяй!
Жизнь, работой созидая,
Дружно, эй!
Молот мой, на зло лентяям,
Крепче бей!