Горная Дигория в Древности. Поиски и находки. А.П. Мошинский.

27.06.2023

Горная Дигория в Древности. Поиски и находки.

А.П.Мошинский

Славу Осетии помимо ее замечательной горной природы составляет ее история. Особенно история древняя. В 1869 году в селении Уолла Кобан (Верхний Кобан) паводком подмыло склон и разрушило несколько древних погребений. Предприимчивый хозяин земли – Хабош Кануков отвез найденные вещи в Тифлис. Там их увидели ученые. С этого момента и началась слава кобанской культуры, названной так по месту первой находки. Исследователи из России и Европы немедленно отправились на раскопки. Но археологи копают медленно… Ножик, кисточка… Чертежи… Раскопали несколько погребений.

Хабош был намного более «производителен». Ему были глубоко безразличны археологические комплексы. По легенде, он ходил по могильнику со щупом-палкой с железным наконечником и там, где щуп натыкался на камни, рабочие, которые следовали за ним, разрывали могилу, вытаскивали оттуда бронзовые вещи и сваливали их в мешок. А вещи были действительно удивительные! Бронзовые топоры и кинжалы изящных форм, покрытые гравировкой… Украшения и амулеты… Прекрасная бронзовая пластика… Граф Алексей Сергеевич Уваров – известный археолог в восторге утверждал, что предметы кобанской культуры превосходят вещи, найденные в Австрии в знаменитом Гальштадском могильнике. В его словах, конечно, присутствует некоторое преувеличение. Сравнивать достаточно сложно. Пластика из Гальштадта прекрасна. Но такой гравировки, как на кобанских бронзах, там действительно нет.

Вслед за Кобанским могильником в Горной Дигории были найдены и практически полностью разорены могильники Фаскау у села Галиат и Рутха у села Кумбулта. Найденные и варварским способом раскопанные вещи распродавались тысячами. Хабош Кануков и дигорский писарь Бегизар Дзилихов приобрели геростратову славу. Вещи у них скупали Исторический музей, Императорская археологическая комиссия и частные коллекционеры.

Основателем и первым директором Исторического музея был граф А.С.Уваров. Он и передал в музей первую коллекцию кобанских бронз, с которых началось и собрание музея, и его Главная инвентарная книга… Кобанские вещи разошлись по всему миру. Коллекции кобанских бронз хранятся в музеях Берлина, Парижа, Лиона, Вены, Будапешта, Лондона. Есть они и в Вашингтоне и даже в Токио… Обширная коллекция – в Эрмитаже. Но основное собрание хранится в Государственном историческом музее. Собрание – многотысячное. Вещи замечательные. Но – увы! Основная их часть – предметы из грабительских раскопок XIX века. Или из могильника Верхняя Рутха, разоренного и перемешанного в то же время и доследованного частично уже в советскую эпоху. Соответственно, вещей множество, а комплексов нет. Установить хронологию, связи между этими вещами и прочая, и прочая практически невозможно. Среди вещей, происходящих из Горной Дигории, присутствуют в большом количестве предметы докобанской эпохи, которые датируются вторым тысячелетием до н.э. и предметы «классического» периода (XII – VII вв. до н.э.). Материалы VII-IV вв. до н.э. представляют собой поздний этап, относятся к раннему железному веку, когда все оружие и орудия труда изготавливались уже не из бронзы, а из железа. Разделить материалы на раннекобанские и позднекобанские удалось Е.П. Алексеевой (Алексеева, 1949) благодаря раскопкам конца XIX века владикавказского археолога В.И.Долбежева (Долбежев, 1889), который исследовал позднекобанский могильник в селе Верхний Кобан – так называемое Северное кладбище (или «Новое кладбище» по терминологии П.С.Уваровой). Он работал по поручению Археологической комиссии и вел для нее очень подробные дневники. К сожалению, ему не выделили деньги на чертежи…

Уже в советское время было найдено и изучено достаточно много кобанских памятников к западу и востоку от Северной Осетии, что дало возможность Е.И. Крупнову разделить кобанскую культуру на три локальных варианта: центральный, западный и восточный (Крупнов, 1960). В центральный вариант он включил горные и предгорные памятники Осетии, в западный – Кабардино-Балкарии и Ставрополья, в Восточный – Чечено-Ингушетии. В.И.Козенкова опубликовала пять томов с классификацией археологических памятников Кобанской культуры. Два тома посвящены восточному варианту (Козенкова, 1977, 1982), три – западному (Козенкова, 1989, 1995, 1998). В итоге сложилась парадоксальная ситуация. Именно центр – Северная Осетия, с территории которой происходит основная масса материалов и откуда, безусловно, распространялись традиции обработки металла, давшие культуре ее славу, оказался белым пятном на археологической карте Северного Кавказа.

В 1981 году я получил университетский диплом и сменил обязанности лаборанта на обязанности хранителя кавказского фонда отдела археологических памятников Исторического музея. При этом мне пришлось резко изменить свои научные предпочтения – оставить античность, которой я занимался с детства, и начать почти с нуля изучать Кавказ. Семидесятитысячный фонд, который я принял, не оставил мне другого выхода.

Целью научного изучения были выбраны материалы кобанской культуры и предкобанского времени, составляющие ядро фонда. Практически сразу, после первого же просмотра мое внимание привлекли бронзовые птицевидные бляхи с головкой барана (рис.1). Бляхи поступили в ГИМ от того же Дзилихова, были давно известны ученым, но поскольку комплексы, из которых они происходят, неизвестны, то и с датой – проблемы… Датировали их самыми разными эпоха- ми. Вещь – эффектная, попала даже на обложку монографии Е.И. Крупнова (Крупнов, 1960) но увы без даты.

Мне бросилось в глаза абсолютное сходство крыльев «птички» с лопастями одного из типов топоров предкобанского времени. Более того, на этих топорах присутствовали украшения в виде бараньих головок. Я предположил, что бляхи изображают не только птичку, но и двойную секиру – так называемый «лабрис» (Мошинский, 1988 Moshinsky, 2001). И, соответственно, датируются тем же временем, что и эти топоры. Поскольку летающий баран является в иранской мифологии олицетворением фарна, одним из свойств которого является удача, изображение этой бляхи было размещено в 1986 году на флаге нашей экспедиции. Через 12 лет в 1998 году при раскопках погребения предкобанского времени из могилы раздался голос одного из моих ребят:

«Начальник, флаг нашли!». Дата полностью подтвердилась. Понятие фарна для этих блях сейчас принято повсеместно. Для того, чтобы разобраться с хранимым мной фондом,

в 1982 году мною была возоблена деятельность Северо-Кавказской археологической экспедиции ГИМ. Основным регионом для ее работы была выбрана Горная Дигория. В течение трех полевых сезонов проводились археологические разведки по всей территории Северной Осетии, по преимуществу в Дигорском ущелье. Основной целью были поиски новых памятников кобанской культуры. Значимых результатов они не принесли, как и работы наших предшественников. Объяснение этому очень простое. Я (также, как и все археологи до меня) был воспитан на равнинной археологии. Учиться археологии горной было не у кого. Опыта раскопок и разведок ни у кого не имелось. Именно поэтому выискивались ровные площадки и на них забивались небольшие шурфы. В этих шурфах никогда ничего обнаружено не было, да и быть не могло. Земля в горах на вес золота. На ровных площадках устраивались земледельческие участки, а жили люди (и живут сейчас) на косогорах, которые они подсыпают, подрезают и устраивают террасные поселения. Могильники и вовсе обустраиваются на местах, для жизни абсолютно непригодных. На таком косогоре, что по нему и ходить невозможно, да еще и зачастую под скальным обрывом, с которого в плохую погоду камни падают. Но это стало ясно много позже, когда были найдены могильники и поселения…

В 1985 году было принято решение приостановить разведочные работы и заняться доследованием разоренного в XIX веке грабительскими раскопками могильника Верхняя Рутха. Могильник этот находится неподалеку от дигорских сел Кумбулта и Донифарс на крутом мысу, обращенном в сторону реки Урух. Несколько неразрушенных комплексов в 80-х годах XIX века на этом памятнике успел раскопать В.И.Долбежев. К сожалению, он за отсутствием средств не делал чертежи. Остались подробные описания и не всегда присоединенные к комплексам вещи (он очень старательно привязывал к каждой вещи этикетки с номером по описи, которую он сдавал в Археологическую комиссию, но до наших дней этикетки сохранились не все). В 30-х годах XX века могильник доследовал Е.И. Крупнов. Погребения, которые он раскопал – все перемешанные, без изъятых грабителями крупных бронзовых вещей. Единственное исключение: клад – горшок с бронзовой пряжкой и бронзовыми браслетами. На этом же памятнике в 70-е годы XX века производила исследования Л.Г. Нечаева, но результаты ее раскопок нашли отражение только в кратких тезисах.

Раскоп нашей экспедиции примыкал к раскопу Е.И. Крупнова. Результат был примерно такой же, как у него. Разоренные грабителями погребения… Земля тщательно перебиралась. При переборке было найдено большое количество мелких предметов и фрагментов керамики. Лишь в одном комплексе в 1985 году было сделано открытие (Мошинский, 1988 в.), позволившее выдвинуть новую научную гипотезу. Погребение было ограблено, но грабительская яма прошла не вертикально, а немного наклонно. В результате на небольшом пространстве вдоль стены было обнаружено пять сосудов. Все они залегали в прокаленном слое (разбирать его пришлось с помощью молотка каменщика – ножу не поддавался). Сосуды принадлежали к одной эпохе, но к разным культурам. Подобные разнокультурные наборы и раньше отмечались в курганах степной зоны. Судя по всему, в финале эпохи средней бронзы произошло какое-то потрясение (скорее всего климатическое), в результате которого произошло передвижение и смешение культурных групп. Часть этих смешанных популяций отступила в горы (где также, скорее всего, изменился климат). Найденные нами остатки комплекса, вероятно, принадлежали одному из погребений первого этапа заселения Дигорского ущелья.

По принятой в 80-х годах хронологии мы с В.И.Козенковой датировали комплекс XIV-XIII вв. до н.э. (Козенкова, Мошинский, 1995). XIII-XII вв. В.И.Козенкова датировала протокобанский этап – время перехода от докобанского времени к кобанской культуре. Таким образом, у нас получилось два идущих друг за другом переходных периода: первый и второй протокобанские. Впоследствии В.И. Козенкова присвоила им не очень удачные названия: Кобан Iа и Кобан Iб. Неудачными они являются потому, что вносят путаницу в вопросе о принадлежности этих материалов к кобанской культуре. Эпоха, безусловно – докобанская. Никаких кобанских артефактов еще не существует. Но благодаря названию и безусловному авторитету В.И. Козенковой некоторые молодые исследователи механически относят всю предкобанскую эпоху к культуре кобанской.

В 1998 и 2002 годах на могильнике Кари Цагат под Лезгором нашей экспедицией были обнаружены два неограбленных комплекса предкобанской эпохи. Один из них был абсолютно не повреждён (рис.2), другой частично смыт водой, протекавшей по склону. По анализу обильного материала стало совершенно ясно, что погребения датируются периодом более поздним, чем комплекс из Верхней Рутхи и более ранним, чем переходный период XIII-XII вв.

Е.И. Крупнов в 53-е году буквально одной строчкой в работе о докобанских древностях Северной Осетии (Крупнов Е.И., 1953) предположил существование особой Дигорской культуры. Сейчас можно считать доказанным факт ее реальности (Мошинский А.П., 2000., 2008, 2011). Основным признаком, отличающим археологические культуры друг от друга, является наличие значимых традиций, характерных исключительно для той или иной групп населения. Значимыми традициями в данном случае, безусловно, являются формы женских украшений и керамики. Керамика дигорской культуры была полностью проанализирована мной в специальной работе. Анализ привел к выводу, что отличия дигорской керамики от сосудов сопредельных областей имеют значимый характер. Женские украшения в памятниках дигорской культуры резко отличают ее от других культурных образований того же времени. Только для этой культуры характерны так называемые фибулообразные подвески. Именно здесь четко прослеживается эволюция булавок с навершием в форме «павлиньего пера» (рис. 3) (Мошинский, 2001). Необходимо отметить, что мужские атрибуты не дают такого культурообразующего эффекта. Это весьма характерно для многих культурных образований. Более того, совершенно четко прослеживается связь наиболее ярких форм топоров и культовых предметов с горной зоной Грузии (территория Рачи) (Мошинский А.П., 2009). Представляется, что влияние на формы этих артефактов пришло именно оттуда.

Анализ форм булавок с навершием в виде «павлиньего пера» – в сочетании с другими различиями в инвентаре двух погребений, раскопанных нами на могильнике Кари Цагат – показал, что эти погребения относятся к двум последовательным периодам существования дигорской культуры. Третий период относится к собственно протокобанскому времени (XIII-XII вв. до н.э.) Иначе говоря, доказано, что дигорская культура существовала длительное время (второе тыс. до н.э., исключая его начало и конец) и пережила несколько стадий своего развития, что еще раз подтверждает статус этого образования как археологической культуры. Таким образом, можно считать установленным, что в предкобанскую эпоху на территории Северного Кавказа в целом и на территории Северной Осетии в частности существовал и развивался целый ряд археологических культур относительно независимых друг от друга. В географически замкнутой Горной Дигории, соединенной с сопредельными территориями только узкими перевалами, такая отдельная культура могла легко сформироваться. Основой для образования дигорской культуры, вероятно, послужило смешанное население, проникшее в Дигорию в первый предкобанский период. Следы этого населения мы и обнаружили в уже упомянутом погребении, раскопанном нами на Верхней Рутхе в 1985 году.

Погребения дигорской культуры, исследованные нами на могильнике Кари Цагат, дали еще немало ценной информации. Например, в погребениях было множество сурьмяных украшений, включая целые ожерелья, состоящие из сурьмяного бисера и сурьмяных подвесок различных форм. До этого считалось, что сурьмяные подвески были распространены в основном на территории Дагестана. Бисер из сурьмы и, тем более, ожерелья были неизвестны. Уже упоминалось о находке птицевидной бляхи с бараньей головкой (фарна), подтвердившей ранее предложенную дату. Многочисленные булавки с навершием в форме «павлиньего пера» в свою очередь подтвердили созданную ранее типологию.

Особенно интересен был погребальный обряд этих комплексов. Если известные предкобанские погребения могильника Верхняя Рутха представляли собой прямоугольные ямы с каменными стенами и обычным плоским дном, то на могильнике Кари Цагат нам пришлось столкнуться с настолько изощренными конструкциями, что изначально мы приняли дно погребения за его крышу… Проблема была в том, что дно погребений было ступенчатым, обложенным деревянными плахами, на которых лежали вещи (погребения были совершены по обряду кремации на стороне и костей практически не было). В первом из раскопанных нами погребений дно было похоже на ступенчатую крышу зиккурата. Никаких аналогий такому устройству могил неизвестно, что и привело нас в полное недоумение. Дно второго погребения было оформлено в виде лестницы, ведущей вверх по склону. К сожалению, большая часть предметов из этого комплекса было смыто еще до наших раскопок водами, стекавшими вниз по горному склону…

Возвращаясь к теме поисков новых комплексов, необходимо заметить, что для этого важнейшим источником является информация от местных жителей. Они, как правило, делятся сведениями только с теми, кого хорошо знают и уважают. С этим у нас все более, чем хорошо. Поэтому в 1987 году, когда геологи при строительстве буровой площадки нашли бронзовые браслеты, и об этой находке стало известно жителю с. Лезгор Таймуразу Бетрозову, он сразу же оповестил и меня. В результате оперативно проведенной разведки на подрезанном дорогой на буровую склоне был найден наконечник стрелы скифского типа и человеческие кости. Стало очевидно, что здесь находится могильник интересующей нас эпохи. Могильник получил название Гастон Уота (Мошинский, в печати).

Название урочища «Гастон Уота», воспринятое со слуха, содержит в себе сочетание трех слов дигорского диалекта осетинского языка: Гæс (сторож), Стонуат (стойбище), Уотар (загон для скота). Общий смысл – загон для скота. Житель села Донифарс – егерь Омар Дзираев, сообщивший и объяснивший мне это название, предупредил, что первые два слова в нем слились в одно. Звук «р» на конце слова «Уотар» у него не звучал. Исходя из этого, было принято решение о написании названия в два слова.

Раскопки памятника производились в 1987-1998 гг. Могильник был раскопан полностью. Всего было изучено 23 погребения. Большинство из них – коллективные (Мошинский, 1997 б). Исключение составляет так называемый «погребальный комплекс – жертвенник». Этот комплекс, безусловно, является погребением лица, обладавшего сакральными полномочиями – жреца (Мошинский, 1988 а, Mošinskij, 1999). Погребение представляло собой большую яму подквадратных в плане очертаний, в которой на каменном фундаменте была расположена деревянная камера с полом. При завершении обряда камера была сожжена. Межу стенами камеры и бортами ямы были уложены три лошади и собака. Еще две лошади были сожжены внутри камеры на специальных глиняных подставках (подобные подставки использовались кобанскими гончарами при обжиге со- судов). Судя по всему, именно в костре на этих подставках был сожжен и человек. Отдельные его кости были найдены здесь же. Некоторое количество человеческих костей было обнаружено среди скопления золотых бляшек внутри камеры. Скорее всего, после сожжения останки были собраны в ткань, обшитую этими бляшками. Сложный погребальный обряд, сопровождающийся многочисленными жертвоприношениями, и побудил присвоить этому погребению название «погребальный комплекс-жертвенник».

В камере среди прочих вещей были обнаружены два предмета, имеющих безусловное сакральное назначение – наконечники культовых жезлов. Предметы имеют различную форму, но имеют один общий признак: в центре у них располагается втулка, которая завершается снизу петлей для подвешивания колокольчика (еще некоторое количество колокольчиков было подвешено к другим петлям, расположенным на предмете). Деревянное древко в эту втулку можно было вставить только сверху. Наконечники, таким образом, никак нельзя называть навершиями. Было ли это древко прямым или имело изогнутую форму – неизвестно. Так или иначе, жрец держал его в руке, сотрясал, и при этом подвешенные к предмету колокольчики звенели.

Один из наконечников имеет крестовидную в плане форму. От втулки отходят четыре штырька, от двух из них – головки оленей, от двух – баранов. У каждой из головок снизу – кольцо, на котором висит колокольчик. На головках бара- нов размещается по фигурке оленя.

Второй наконечник (рис. 4) более сложен по своей форме и смысловой насыщенности. Предмет имеет форму усеченного конуса, обращенного основанием вверх, изготовлен он из узких бронзовых пластин, образующих ажурное изделие. Верхний ярус соединен с нижним четырнадцатью пластинами. В центре располагается втулка, соединенная с ажурной частью предмета четырьмя крестообразно расположенными пластинами. Через втулку проходит железный штырь для крепления древка. Снизу втулка завершается петлей, к которой на кольце подвешен продолговатый коло- кольчик. Вдоль нижнего края располагаются четырнадцать ушек, к каждому из которых изначально было прикреплено по колокольчику.

По верхнему кругу расположена композиция, состоящая из семи элементов, включающих как отдельные фигуры, так и группы. Центр композиции – голова оленя. В композицию входят две фигуры всадников, две фигурки людей с широко разведенными руками – поза адорации, две фигурки людей в позе адорации, расположенные каждая между двумя коз- лиными головами. Фигурки людей фаллические; такую же форму, как фаллос, имеют у них и бороды, а также морды козлов, и морда оленя.

Важно отметить, что количество фигур и групп фигур по верхнему краю предмета равно семи, количество перемычек между верхом и низом и количество колокольчиков по нижнему краю равно четырнадцати. Чередование цифр семь и четырнадцать (дважды семь) конечно не случайно. Более того, у коней на изделии перемычками показаны ноги. Но у одного присутствует третья нога (от живота) – явно добавленная для общего количества. Число семь было свя- щенным у многих древних народов. В данном случае оно, безусловно, связано с лунным циклом, надежно зафиксиро- ванном в древних культурах Кавказа.

Количественные показатели многократно зафиксированы в открытых нами дигорских материалах позднекобанского времени. Так, на круглых ажурных бляхах (рис. 5) присутствуют две концентрических окружности, состоящих из отверстий. Во внешней окружности – 28 отверстий, во внутренней – 14. Все те же игры с числом семь.

На пластинчатых пряжках дигорского типа (рис. 6) (Мошинский, 2006) в практически обязательном порядке присутствуют девять отверстий для цепочек (в одном случае – семь). Число девять само по себе является показательным (три раза по три), но в большинстве прослеженных случаев крайние две цепочки длиннее остальных – то есть обозначе- но и число семь.

Упомянутые пряжки дигорского типа, как и браслеты дигорского типа являются артефактами, характерными практически только для Дигории с конца VI по начало IV в. до н.э. Среди материалов могильника Гастон Уота они занимают большое место. Прослеживается развитие этих типов во времени (на протяжении более 150 лет). Это говорит об определенной изолированности населения Горной Дигории в этот период. Именно в конце V-начале IV в. до н.э. резко увеличивается импорт скифских артефактов и появляются изображения в скифском зверином стиле на кобанских изделиях (Мошинский, 1997 а, Мошинский, Переводчикова, 2004). Вероятно, это связано со стабилизацией политического положения в самой Скифии и в предгорных районах. Соответственно, с конца VI и в течении V в. до н.э. нарушались и контакты с сопредельными территориями кобанской культуры.

Один из комплексов могильника замечательно представляет взаимоотношения представителей кобанской культуры со скифами (Мошинский, 2014). В коллективном погребении № 19 был обнаружен лежащий на органической подстилке костяк мужчины 30-40 лет. Рядом с ним лежал уздечный набор, лежавший в правильной последовательности, что позволило сделать его полную реконструкцию. В него входили: бронзовые удила с бронзовыми псалиями, четыре бронзовые уздечные бляхи в виде львиных голов и семнадцать бронзовых уздечных блях в виде голов грифона и два бронзовых колокольчика. Бляхи в виде львиных голов играли роль распределителей ремней. Часть бляшек была повреждена в древности, что говорит о длительном использовании этого оголовья. Уздечный набор безусловно скифский, но к нему были прикреплены два кобанских колокольчика. Скифы не стали бы привешивать к уздечке колокольчики, ни кобанские, ни какие-либо другие.

Этому же погребенному принадлежал набор из 20 скифских стрел, стянутых ремешком, для затяжки которого была использована ворворка. Прием, использовавшийся повсеместно мужчинами, похороненными в этом могильнике. Надо отметить, что использование стрел скифского типа никоим образом не говорит об этническом характере людей, их применявших. Скифские стрелы были распространены значительно шире границ скифского мира. Рядом со связкой стрел была обнаружена бляха с изображением свернув- шейся в кольцо пантеры (рис. 7), выполненная в скифском зверином стиле – однозначно импортная. Рядом лежали короткий железный акинак с бронзовым навершием и короткий кинжал, переделанный из акинака, также с бронзовым навершием. Оба навершия были выполнены в скифском зверином стиле, но с явными чертами кобанского искусства. Эти предметы безусловно были сделаны местными мастерами под влиянием престижного искусства скифов.

В то же время на шее погребенного находилась кобанская бронзовая гривна, а в районе его плеча – бронзовая кобанская фибула. На погребенном была длинная бронзовая цепь, доходящая от шеи, на которую она была надета, до тазовых костей. Цепь – атрибут чисто кавказский, к скифам отношения никак не имеющий. Около головы было найдено бронзовое завершение жезла с протомой оленя (рис. 8) – исключительно кавказский предмет, имеющий параллели только в Дигории.

Итак, можно сделать однозначный вывод, что перед нами воин, обладавший (судя по жезлу) властными функциями, который приобрел ряд престижных импортных предметов (уздечку, колчанный набор с бляхой), стилизованные «под скифов» кинжалы, но в силу местных традиций дополнил уздечный набор колокольчиками, сохранил в своем костюме и убранстве кобанские атрибуты (цепь, гривну, фибулу). Представляется, что это типовой случай взаимоотношения кобанцев и скифов в конце V – начале IV вв. до н.э. на территории Северной Осетии. Общение горцев со степняками происходило опосредованно через родственных им жителей предгорий. Скифские вещи были безусловно престижными (как и вся скифская культура), что порождало проникновение скифского искусства в кобанский быт.

Параллельно со скифским импортом в могильнике Гастон Уота выявлен и закавказский. Общение с закавказскими территориями происходило также через небольшие узкие перевалы. По перевалу Гурдзифцаг до относительно недавнего времени в Грузию перегоняли стада. В отличие от скифского импорта импорт из Закавказья прослеживается в течение всего V в. до н.э. Представлен он в основном золотой и серебряными подвесками так называемого брильского типа: в виде несомкнутого кольца, к которому припаян столбик, состоящий в свою очередь из четырёх столбиков, спаянных между собой шариков. Внизу располагается так называемое пятишишечное завершение из пяти более крупных шариков. Наибольшее количество импорта представлено бусами. Но многотысячные находки стеклянных бус в погребениях начинаются только с конца V в. до н.э. К этому же времени относятся и находки золотых изделий, которые несомненно поступали из того же Закавказья. Все золотые предметы изготовлены не из массивного золота. Это – тонкие лицевые бляшки, мелкие полусферические бляшки, подвески. Наиболее интересным золотым артефактом является найденная в грабительском выбросе из погребения первой половины IV в. до н.э. золотая серьга в виде двух протом лошадей (рис. 9) (Мошинский, 1998), украшенная зернью и сканью и с подвесками по нижнему краю. Важно отметить, что погребения VII-V вв. не имеют явных следов древнего ограбления. Ряд погребений IV в. до н.э. ограблены в древности. Судя по тому, что золотые предметы находятся и в грабительском выбросе, грабеж происходил ночью в темноте (могильник прекрасно виден с поселения, на котором жили родственники похороненных).

Особенность находок на могильнике состоит в том, что помимо большого количества бронзовых предметов, а точнее именно благодаря ему (обилие бронзовой патины) сохранилось некоторое количество деревянных изделий (Мошинский, 2006). Деревянные предметы были полностью неизвестны до исследований нашей экспедиции. Сохранились два лука – не полностью, но достаточно для их реконструкции. Размеры, форма изгиба, нарезки для обмотки, концы для крепления тетивы… Сохранился в значительной степени деревянный колчан со стрелами, древки стрел сохранились вплоть до раздвоенного кончика в виде «ласточкина хвоста». Сохранились и образцы резного дерева. Среди них присутствует деревянная шкатулка, сплошь покрытая меандрическим орнаментом и фрагменты такой же шкатулки, на орнаменте которой сохранились следы красной краски. Совершенно замечательным произведением искусства является протома волка, с раскрытой пастью, под которой располагаются подогнутые лапы (рис. 10). Туловище его покрыто орнаментом из треугольников. Вероятно, изделие являлось украшением крышки сосуда. Интересно, что среди материалов могильника присутствует целая серия железных ножей с выступом-ограничителем вдоль спинки. Весьма ве- роятно, что эти ножи были предназначены для резьбы по дереву, ограничитель не позволял делать слишком глубокую прорезь. Различные размеры ножей предполагали резьбу по предметам различного размера.

Настоящие представления о характере жизни населения кобанской культуры и в частности, людей, похороненных в могильнике Гастон Уота, дают результаты раскопок поселения Сауар, находящегося в 300 метрах от места захоронения его жителей за маленькой горной речкой Каридон. Расположение могильника через реку от поселения очень характерно и соответствует представлениям древних о реке, отделяющей живых от мертвых. Три разновременных могильника у села Лезгор размещены именно так. Поселение было обнаружено нами в 1987 году в срезе дороги, проложенной на буровую, под которой был тогда же найден могильник Гастон Уота. Название Сауар было присвоено поселению по названию урочища. Сауæр по-дигорски – минеральный источник. Действительно под мысом, на котором находится поселение, есть минеральный источник с водой, оказываю- щей слабительное воздействие.

Раскопки поселения Сауар были начаты в 1988 году и регулярно проводятся до настоящего времени. Поселение занимает два склона мыса, обращенного к реке Урух. Раскопки производятся только на южном склоне. Размеры поселения достигают 2 гектаров. За все это время было раскопано чуть больше 900 кв.м. Но на этом небольшом участке было открыто 9 гончарных и 9 металлургических мастерских, мастерская углежога, 2 косторезных мастерских и 6 культовых центров. Выявлено более 130 каменных стен и следы мно- жества плетеных ограждений.

На сегодняшний день раскопки производились только на производственном участке, границы которого пока не выяснены. Весьма вероятно, что он занимает весь южный склон или большую его часть. Такое предположение обусловлено тем фактом, что на дороге, проложенной вдоль всего южного склона, в ее верхней части обнаружены: большой диоритовый камень с большим чашевидным углублением, аналогичный используемым в технологических и культовых процессах на производственном участке, и «зернотерка», также используемая в производстве. Большие камни (диорит) с большими чашевидными углублениями также были обнаружены у современной дневной поверхности в различных местах памятника: выше раскопа и в нижней части мыса.

Все культурные слои, выявленные на раскопанном участке, датируются V-IV вв. до н.э. Слоев VII-VI вв. до н.э. пока не обнаружено. Весьма вероятно, что в эту эпоху здесь располагался небольшой поселок, сооружения которого находятся за пределами нашего раскопа. Малое количество ранних погребений на могильнике Гастон Уота говорит в пользу этого предположения. Также вероятным является предположения, что жилье находилось на более крутом се- верном склоне мыса, где также обнаружен культурный слой.

Для жилых помещений не нужны такие большие площадки, как для производственных комплексов. Более солнечный склон также более важен для производства, чем для жилья. Весь раскопанный участок террасирован, состоит из подрезанных террас и подсыпанных платформ, ограниченных снизу подпорными стенами различной высоты. Стены сложены насухо из необработанных камней. Слои проходят наклонно. Все раскопки ведутся не по пластам, а по слоям квадратами 2х2 м. В связи с перенасыщенностью памятника сложными объектами и не горизонтальным расположением слоев раскопки ведутся исключительно ножами. Прослеженные по лункам от кольев плетни использовались для ограждения производственных участков, для предотвращения падения камней с находящихся выше этих участков скальных выходов, для укрепления ступенек, отрытых в слое и материке и подсыпанных для горизонтальности (на ступеньки иногда накладывались плоские камни).

Металлургические мастерские, обнаруженные на по- селении (Мошинский, Скаков, 1996, 2008 а, б), имеют различную сохранность. Лучше всех сохранились мастерские, устроенные в самом раннем из прослеженных периодов – в первой половине V в. до н.э., не перекрытые более поздними гончарными комплексами и не счищенные при выравнивании платформ. Таких мастерских – четыре. Две из них специализированные: железоделательная и бронзолитейная. В двух, судя по всему, производились работы и по выплавке бронзы, а также и по выплавке, и обработке железа.

Специализированная железоделательная мастерская включала в себя два горна: плавильный и кузнечный. Оба горна представляли собой ямки диаметром до 0,4 м, отрытые в скале на такую же глубину. Перекрытие горнов, вероятно, состояло из сланцевых плиток, и было разобрано в древности. Сами горны и пространство около них было сильно прокалено. Плавильный горн имел длинную вытяжку-канавку, проходящую коленобразно вверх по слегка наклонному скальному полу. Канавка была перекрыта сланцевыми плитками, замазанными сверху глиной. Чтобы предотвратить случайное разрушение, поверх глины были уложены крупные камни (рис. 11). Таким образом, фактически была сооружена труба, обеспечившая сильную вытяжку из горна. В самом горне и в вытяжке было обнаружено большое количество золы. В кузнечном горне залегал большой прокаленный камень, который использовался в качестве наковальни. Вытяжки у кузнечного горна не было, но рядом с ним располагалось большое количество лунок от колышков, которыми, скорее всего, крепились меха для поддува. Для подачи воздуха в горн служили специальные керамические трубочки-сопла. При прекращении подачи воздуха сопла перекрывались специальными керамическими затычками. Древесный уголь для топки хранился в специальных ямках или в небольших каменных «ящиках». Руда разбивалась и растиралась на диоритовых «зернотерках» специальными терочниками. Прочные речные камни, удобные для руки, со следами сработанности являются относительно частой находкой. Реже встречаются так называемые молоты – более крупные речные камни размерами до 25 см. Металлические орудия не сохранились. Скорее всего, сломанные металлические вещи тут же переплавлялись… Находки металлических изделий на этом поселении являются редкостью – наконечники стрел, мелкие фрагменты предметов… У каждой из металлургических мастерских найдено большое количество шлаков. У железоделательных мастерских – еще и фрагменты круглых криц, подготовленных к проковке. На одном из крупных фрагментов шлака обнаружен сильно вдавленный отпечаток пальца в ткани (перчатка?). Мастерские не имели крыши, но над ними устанавливался навес. Столбовые ямки с камнями для укрепления столбов навеса также выявлены. О том, что ковалось в этих железоделательных мастерских, можно судить по материалам могильника Гастон Уота. Это – оружие и орудия труда. Оружие представлено меча- ми, кинжалами и копьями. Мечей и кинжалов найдено мало. Это объясняется производственным характером поселения. Ремесленникам, очевидно, боевое оружие было не так уж нужно. Относительно большое количество наконечников копий может быть объяснено использованием их на охоте. В качестве орудий труда использовались в основном ножи разных типов, необходимые как для производственных, так и для бытовых целей. В IV в. до н.э. появляются и железные украшения – булавки для скрепления одежды.

Бронзолитейная мастерская, раскопанная в последние годы, дает практически исчерпывающую картину производства бронзы. Мастерская V в. до н.э. расположена на выровненной скале и частично подсыпанной площадке. Над мастерской возвышается скальный выход. В мастерской присутствует один горн – ямка, заполненная золой. Скала, в которую впущен горн, сильно прокалена. В горн ведет продух для поддува от расположенных рядом мехов. Из горна отходит продух в горизонтальную канавку-вытяжку, ведущую к скальному выходу. От конца этой канавки по скальному выходу идет вертикальный желоб-вытяжка. Скальный выход покрыт слоем прокаленной золы. В помещении ма- стерской располагается каменная прямоугольная конструкция, судя по всему служившая для дробления руды и растирания лигатур. У конструкции лежал каменный терочник. Здесь же расположена широкая и длинная (более 4 м) канавка для промывки руды. Присутствует круглая ямка для запасов древесного угля. Рядом с горном расположен каменный столик, надо понимать, для различных рабочих нужд. Здесь же расположен и культовый объект – глинобитный квадратный необожженный жертвенник с небольшой круглой ям- кой с углями в ней. Ямка и небольшое пространство вокруг нее обожжены. У края мастерской была яма, обмазанная глиной – для запасов воды. Яма была окружена плетнем, на котором, вероятно, располагалась крышка. Была ограждена плетнем и вся мастерская. Плетнями огораживалась мастерская и сверху, по скальному выходу, для предотвращения па- дения оттуда камней. Шлаки, оставшиеся после выплавки бронзы, были обнаружены чуть ниже мастерской.

Возможно, к мастерской имеет отношение и расположенное чуть ниже помещение, вдоль которого по его центру проходит вымостка из сланцевых плиток. В помещении найдено глиняное пряслице, что говорит о том, что там работала женщина. Возможно, там делались литейные формы для изготовления моделей отливаемых предметов. Рядом с этим помещением были найдены фрагменты глиняной литейной формы. Форма – не прокаленная, что свидетельствует о том, что в ней отливалась не бронзовое изделие, а восковая модель.

Литье по восковой (утраченной) модели было характерно для кобанской культуры. Не приходится сомневаться, что по этой технологии отливалась вся бронзовая пластика, многие предметы туалета и украшения. Ряд исследованных предметов из могильника Гастон Уота несут на себе следы обработки воска. Найденная на поселении Сауар каменная форма, изготовлена из хрупкого известняка и не имеет характерных для высоких температур микротрещин. Мастера, отливавшие бронзовые изделия, найденные на могильнике Гастон Уота (почти наверняка, жившие и работавшие на поселении Сауар), прекрасно знали свойства бронзы. Так пластинчатые поясные пряжки и цепочки к ним отливались из разного металла. В цепочках было намного больше олова. Олово – металл дорогой. Для пластины пряжки его количество абсолютно неважно. Для цепочек оно, напротив, имеет большое значение.

Изделие, отливавшееся в форме, обломки которой были найдены у описанной мастерской, представляло собой прямой четырехгранный стержень размерами в поперечнике до 0,9 см. Судя по всему, это была заготовка, предназначенная либо для последующей отливки в этой же мастерской, либо для продажи другим мастерам, живших в других кобанских поселениях и не владевших технологией отливки бронзы как таковой.

Очень интересны найденные у других мастерских поселения Сауар два фрагмента каменных форм для отливки восковых моделей культовых печатей – пинтадеров в виде свастики, крестов, комбинаций чашечных углублений. Металлических пинтадеров мы практически не знаем. Это не удивительно. В могилы культовые печати клали крайне ред- ко. Дорогие металлические пластины, которые крепились, вероятно, на деревянные рукояти, там, где жили, не разбрасывали. Находят (тоже не часто) пинтадеры, изготовленные из глины. На поселении Сауар найдено два таких пинтадера. Здесь же мы имеем дело с отливками форм. Т.е. с относительно массовым производством. Вряд ли для немногочисленного населения данного ремесленного поселка могло понадобиться изобильное количество одинаковых наборов пинтадеров (на одной литейной форме – несколько изображений). Скорее всего, пинтадеры изготавливались на продажу жителям других поселений. Это говорит, в том числе, и о характере отношения кобанского населения Дигории к литейщикам поселения Сауар. Культовые предметы не покупают у случайных людей. Отношение к кузнецам, людям, профессия которых связана с огнем, всегда было особым. Их повсеместно считали колдунами. У колдуна купить культовую вещь было бы нормально.

Отливались здесь, конечно, не только предметы культа. В могильнике Гастон Уота найдено очень большое количество бронзовых предметов, большая часть которых, несомненно, изготовлено на поселении Сауар. Это украшения: браслеты, подвески, крупные бляхи, мелкие бляшки и пронизи; а также и предметы туалета: пряжки, фибулы, булавки. Все это разнообразие бронзовых артефактов менялось во времени. Особенно хорошо это видно на примере браслетов и пояс- ных пряжек.

Наряду с металлургическими мастерскими на поселении работали и мастерские гончарные (Мошинский, 2007, 2014). Всего исследовано 9 мастерских, в каждой присутствовало по одному гончарному горну. Все исследованные мастерские датируются V в. до н.э. Главная особенность всех обнаруженных здесь горнов – горизонтальный принцип прохождения тяги горячих масс. Каждый гончарный горн состоит из двух камер: топочной и обжигательной. В архаических вертикальных гончарных горнах, характерных для этой эпохи, топочная камера находится непосредственно под обжигательной. Горячие массы проходят в этом случае прямо наверх в обжигательную камеру через отверстия в поде. Размещение топочной камеры отдельно, за пределами обжигательной, позволяет сделать обжиг более равномерным. Именно так и устроены гончарные горны на поселении Сауар: обжигательная камера и примыкающая к ней– топочная.

Гончарные горны представлены двумя основными типами. Горны с большой или маленькой обжигательной камерой. Горны с маленькой обжигательной камерой (рис.12) предназначались для обжига столовой керамики (в основ- ном для небольших кружек). В горнах с большой обжигательной камерой (1х1 м и более) (рис. 13) обжигались большие горшки, миски, кувшины, корчаги. Под обжигательной камерой имеет прямоугольную в плане форму, каменную основу и обмазан глиной. Он может иметь невысокие каменные стены, также обмазанные глиной. Свод и над топочной и над обжигательными камерами был временным. Временный свод плелся из прутьев и обмазывался глиной. Разбирался после каждого обжига. В топочных камерах прослежены слои золы. Средний слой – белый. Нижний и верхний более темные. Это свидетельствует о регулировании температуры при обжиге. От минимальной до максимальной и снова до минимальной. Горны, предназначенные для обжига тонкостенной керамики, имели дополнительные деревянные подпорки для удержания свода над топочной камерой, вставленные в специальный глиняный блок.

Керамика была, как лепной, так и грубогончарной (Мошинский, 2019). Найдены заготовки уже замешанной глины (с добавлением дресвы). Заготовки для лепной керамики имели пирамидальную форму, для гончарной – форму круглых «лепешек». 11 таких заготовок были найдены у места, где крепился гончарный круг – ямка, обложенная сланцевыми плитками (для закрепления древка, на которое крепился круг). Сам гончарный круг изготавливался из камня и тщательно шлифовался. Как правило, у сосудов докручивалась только верхняя часть. Иногда докручивалось и дно. Центральная часть большого сосуда в подавляющем большинстве случаев вылепливалась вручную.

Керамика в ряде случаев лощилась. Для лощения керамики и нанесения на нее орнамента применялись специальные инструменты – лощилки, костяные пластинки с заостренным концом. Обработка керамики было женской профессией. В этом контексте важным доказательством является погребение девочки (с браслетами и подвесками) в могильнике Гастон Уота. С ней положили в могилу лощилку (без следов сработанности). Девочке предназначалось стать горшечницей. Союзы кузнецов и горшечниц зафиксированы этнографически. Вероятно, на поселении Сауар существовало разделение мужского и женского труда. Скорее всего, женщины занимались обработкой еще необожженной керамики и изготовлением восковых моделей для отливки бронз. Мужчины работали непосредственно с огнем…

Две косторезные мастерские, выявленные на поселении, содержат площадки, на которых резалась кость и кострища, на которых она вываривалась, большое количество обрезков и бракованных изделий, в том числе костяных наконечников стрел.

Для подготовки запасов древесного угля была сооружена специальная мастерская. Как правило, углежоги отрывают большую яму, отжигают в ней дерево, а затем для прерывания горения забрасывают ее землей. Отрывать яму в скале достаточно сложно. Поэтому здесь было построено специальное помещение. В нем из камня был сооружен желоб для поддува. Желоб был перекрыт неплотно уложенными сланцевыми плитами, через щели в которых поступал воздух к лежащим на них стволам деревьев (с ветками). Деревья обгорали до стадии угля и потом забрасывались землей. Готовые угли разносились по мастерским.

На поселении обнаружена масса культовых объектов, некоторые из которых были объединены в культовые центры (Мошинский, Скаков, 2001; Мошинский, 2016). Так, в двух гончарных мастерских были выявлены стоящие in situ каменные идолы. Один из них имел антропоморфно-фаллическую форму (рис. 14), был вставлен в ямку в скале и зажат в ней камнями. Около идола были найдены два больших каменных круга. Рядом с ним находилась вытянутая вымостка, завершающаяся камнем-жертвенником, на котором лежали двадцать три маленьких каменных кружков. Идол, найденный также in situ в гончарной мастерской, имел трехгранную форму, рядом с ним был обнаружен каменный круг, в этом же помещении располагается каменный жертвенник. Идолы после использования тщательно скрывались. Первый из идолов был перекрыт каменным завалом, второй – встроен в стену, после разборки которой и был обнаружен.

В центре одного из культовых комплексов стоял чашечный камень, на вертикальной стороне которого размещались неглубокие чашевидные углубления (рис. 15). Необходимо заметить, что находящиеся in situ древние, хорошо датиро- ванные чашечные камни практически неизвестны. В данном случае ни в дате (V в. до н.э.), ни в размещении камня сомневаться не приходится. Еще один чашечный камень с пятью чашечными углублениями на вертикальной плоскости размещен на культовой площадке IV в. до н.э. Рядом с ним в ямке был найден череп козла. Плитка с чашечными углублениями была вмазана в стенку топочной камеры одного из гончарных горнов (V в. до н.э.). Таким образом, можно считать доказанным, что для кобанского населения V-IV вв. до н.э. размещение чашечных углублений на вертикальных сторонах культовых камней было нормой. И гипотеза о том, что в них совершались культовые возлияния – несостоятельна. Интересно, что чашевидные углубления присутствуют и на пинтадерах (Мошинский, 2018), и на формах для их отливок. Все известные пинтадеры с кобанских поселений содержат знаки, посвященные солярным символам. Весьма вероятно, что система чашевидных углублений имеет сход- ное сакральное значение.

На культовых участках поселения в пяти случаях было выявлено размещение культовых черных и белых камней таким образом, что со стороны наблюдателя белый камень был слева, а черный – справа. Но по законам портрета на самом деле белый камень являлся правым, а черный – левым. Белый цвет по законам мифологии является мужским, черный – женским. В одном случае под белым камнем была обнаружена железная мужская булавка.

Один из культовых центров включал в себя имитацию гончарного горна. Имитация топочной камеры включала в себя чашечный камень с большим и глубоким чашевидным углублением. Аналогичные камни укладывались на дно культовых ям (для возлияний) (рис. 16). На глиняной обмазке стены над чашевидным углублением был вылеплен классический меандр (рис. 17). У стены этого культового комплекса в специальном углублении были выложены курильница, идолоподобный камень и «зернотерка». Меандр (как и свастика) очень характерны для кобанских материалов. Для могильника Гастон Уота и для поселения Сауар мы имеем ту же картину. Изображение меандра на культовой модели гончарного горна, говорит о его связи с процессом горения и может быть связано с солярным культом. Тем не менее, не исключено и более сложное двоичное восприятие. Культ белых и черных камней говорит нам о присутствии культа мужского и женского начал, как правило, связанного в числе прочего и с солнцем, и с луной.

Наряду с памятниками кобанской и предкобанской эпох экспедицией изучаются и памятники более позднего времени. Так, с 1993 года исследуется могильник Кари Цагат, основную массу комплексов которого составляют катакомбы и жертвоприношения IX-XI вв. На могильнике исследовано 26 аланских катакомб. Большая часть из них – коллективные погребения с достаточно сложным погребальным обрядом (Мошинский, 2015). Могильник копается сплошной площадью. Наряду с катакомбами открыто 10 погребений коней (Мошинский, 2020), погребение бычка и 6 культовых ям с уложенными туда козлами и сосудами. Особый интерес представляют два человеческих жертвоприношения. Последние совершены без признаков могильного сооружения. Костяки грубо завалены камнями. В одном случае большой камень раздавил череп, а кости ног не поместились под завалом и, судя по всему, были отъедены животными. В другом случае человек перед смертью был явно поставлен на колени, и костяк лежал с вытянутыми вперед скрещенными (связанными?) костями рук. В головах у него было небольшое кострище, кремень и небольшой железный предмет (для высекания искры). Очень интересны находки исполинских белых камней, обложенных камнями небольших размеров. Под этими белыми камнями найдены кости животных, в том числе бычьи черепа, и раздавленные сосуды. В находящемся в непосредственной близости от могильника селе Лезгор находится исполинский белый камень, у которого по сей день ежегодно проводятся праздники. Там же хранятся черепа жертвенных животных и пустая тара…

Экспедицией проводились исследования разрушающегося христианского храма Сатайи Обау с целью изучения его фундамента. При раскопках в центральном ограбленном погребении были обнаружены фрагменты стеклянного расписного венецианского сосуда, датированного концом XV века. Сатайи Обау переводится как «склеп Сатая». Сатай по легенде – основатель Лезгора. Таким образом, косвенно дата стеклянного сосуда указывает на время основания села. Экспедицией произведены изучение и обмеры общественно-культового памятника – лезгорского ныхаса. Помимо собственно общественных сооружений – расположенных амфитеатром камней ныхаса, включающих в себя и камни с чашевидными углублениями, внутри общей каменной ограды располагается большой плоский камень (жертвенник?). В полнолуние только от этого камня можно наблюдать, как полная луна встает точно из-за пика горы Урсхох. Непосредственно за этим камнем у каменной ограды расположены три плоских небольших камня. Весьма вероятно, что они служили сиденьями для людей, обладавших сакральными полномочиями, ожидавшими здесь восхода луны и приносивших жертву на этом большом плоском камне.

Использованная литература

1. Алексеева Е.П. Поздне-кобанская культура Централь- ного Кавказа. // Ученые записки ЛГУ. Сер. ист. наук. Вып.13. Л., 1949.

2. Долбежев В.И. 1889. Дневник раскопок // Архив ИИМК. Ф. 1. № 16.

3. Козенкова В.И. Кобанская культура. Восточный вари- ант // САИ. Вып. В2-5. М., 1977.

4. Козенкова В.И. Типология и хронологическая классификация предметов кобанской культуры (восточный вари- ант) // САИ. Вып. 2-5. М., 1982.

5. Козенкова В.И. Кобанская культура. Западный вариант // САИ. Вып. В2-5. М., 1989.

6. Козенкова В.И. Оружие, воинское и конское снаряже- ние племён кобанской культуры. Западный вариант (систе- матизация и хронология) // САИ. Вып. В2-5. М., 1995.

7. Козенкова В.И. Материальная основа быта кобанских племен. Западный вариант / САИ. Вып. В2-5. Т. 5. М., 1998.

8. Крупнов Е.И. Северная Осетия в докобанское время // МИА. Вып. 23. М., 1953.

9. Крупнов Е.И. Древняя история Северного Кавказа. М., 1960.

10. Козенкова В.И., Мошинский А.П. Кобанская культура Кавказа: генетические корни и условия формирования (тре- тья четверть II тыс. до н.э.) // Историко-археологический альманах (Армавирского краеведческого музея). Вып. 1. Армавир-Москва, 1995.

11. Мошинский А.П. Жертвенник могильника Гастон Уота // XV «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа. Тезисы докладов. Махачкала, 1988 а.

12. Мошинский А.П. Новая интерпретация кобанских птицевидных блях // Методика исследования и интерпре- тация археологических материалов Северного Кавказа. Орджоникидзе, 1988 б.

13. Мошинский А.П. Раскопки могильника Верхняя Рут- ха // Археологические открытия 1986 года. М., 1988 в.

14. Мошинский А.П. Взаимосвязь населения горных районов Северного Кавказа со скифами (по дигорским матери- алам). // РА. 1997 а. № 3.

15. Мошинский А.П. Погребальный обряд могильника Гастон Уота // Археологический сборник. Погребальный обряд. (Труды ГИМ. Вып. 93). М., 1997 б.

16. Мошинский А.П. Закавказская золотая серьга из Ди- гории // XX юбилейные международные «Крупновские чте- ния» по археологии Северного Кавказа. Тезисы докладов. Железноводск, 1998.

17. Мошинский А.П. О правомерности выделения Дигор- ской культуры // XXI «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа. Тезисы докладов. Кисловодск, 2000.

18. Мошинский А.П. Ажурные булавки протокобанской эпохи (к вопросу об относительной хронологии Дигорской культуры) // Северный Кавказ и кочевой мир степей Евра- зии: V «Минаевские чтения» по археологии, этнографии и краеведению Северного Кавказа. Тезисы докладов межре- гиональной научной конференции. Ставрополь, 2001.

19. Мошинский А.П. Древности Горной Дигории в VII– IV вв. до н.э. Систематизация и хронология. М., 2006.

20. Мошинский А.П.Гончарное производство в Горной Дигории в V – начале IV в. до н.э. // Северный Кавказ и мир кочевников в раннем железном веке. МИАР № 8. М., 2007.

21. Мошинский А.П. Протокобанская эпоха на Северном Кавказе и археологические культуры // Отражение циви- лизационных процессов в археологических культурах Се- верного Кавказа и сопредельных территорий. (Юбилейные XXV «Крупновские чтения» по археологии Северного Кав- каза). Тезисы докладов. Владикавказ, 2008.

22. Мошинский А.П. Дигорская культура и Дигорско-Ра- чинский металлургический очаг // Древность: историческое знание и специфика источника. Вып. 4. Материалы между- народной научной конференции. М., 2009.

23. Мошинский А.П. Дигорская культура. Проблемы вы- деления и хронологии // Древность: историческое знание и специфика источника. Вып. 4. Материалы международной научной конференции. М., 2011.

24. Мошинский А.П. Новые производственные комплек- сы поселения Сауар. // Е.И.Крупнов и развитие археологии Северного Кавказа. XXVIII «Крупновские чтения» по архе- ологии Северного Кавказа. Материалы Международной на- учной конференции. М., 2014.

25. Мошинский А.П. Кавказ и скифы в V-IV вв. до н.э. (по материалам Горной Дигории) // Государственный исто- рический музей и отечественная археология. К 100-летию отдела археологических памятников. Труды ГИМ. Вып. 201. М., 2014.

26. Мошинский А.П. Средневековые погребения Кари Цагат с двойным перемещением останков погребенных

// Из истории культуры народов Северного Кавказа. Науч- ный альманах. Вып. 7. Ставрополь, 2015.

27. Мошинский А.П. Культы поселения Сауар в свете но- вых открытий // Изучение и сохранение археологического наследия народов Кавказа. XXIX Крупновские чтения. Ма- териалы Международной научной конференции. Грозный, 18-21 апреля 2016 г. Грозный, 2016.

28. Мошинский А.П. Кобанские пинтадеры V-IV вв. из поселения Сауар в Горной Дигории // Кавказ в системе куль- турных связей Евразии, а древности и средневековье. XXX Крупновские чтения. Материалы Международной научной конференции. Карачаевск, 2018.

29. Мошинский А.П. Керамический комплекс кобанского поселения Сауар в контексте кобано-колхидской культур- но-исторической общности. // КСИА. М., 2019.

30. Мошинский А.П. Конь и его снаряжение в кобан- ском и аланском могильниках у с. Лезгор в Горной Дигории

// Вещь в контексте погребального обряда. Материалы меж- дународной конференции. М., 2020.

31. Мошинский А.П., в печати. Гастон Уота – кобанский могильник «скифского» времени. Труды ГИМ. М.

32. Мошинский А.П., Переводчикова Е.В. Скифский звериный стиль в кобанских могильниках Дигории // Боспор- ские исследования. Вып. VII. Симферополь-Керчь, 2004.

33. Мошинский А.П., Скаков А.Ю. Железоделательная мастерская на поселении Сауар // Актуальные проблемы ар- хеологии Северного Кавказа (XIX «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа). Тезисы докладов. М., 1996.

34. Мошинский А.П., Скаков А.Ю. Культы кобанского по- селения Сауар (Северная Осетия) // Северный Кавказ: исто- рико-археологические очерки и заметки. МИАР 3. М., 2001.

35. Мошинский А.П., Скаков А.Ю. Древние металлур- ги Горной Осетии // Издательский дом «Руда и металлы». Специальный выпуск. Посвящен Государственному истори- ческому музею. М., 2008 а.

36. Мошинский А.П., Скаков А.Ю. Железоделательный комплекс на поселении Сауар. // Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. М., 2008 б.

37. Mošinskij A. Die Bestattung eines “Priesters” der Koban- Kultur im Gräberfeld Gaston Uota, Nordkaukasien // Eurasia antiqua, Band 5, Berlin, 1999.

38. Moshinsky A., 2001. The Cult of the Double-Edged Axe in the Northern Caucasus // Ancient Civilizations from Scythia to Siberia. Vol. 7. No.1-2. Leiden – Boston – Köln.

Список иллюстрацийк статье А.П.Мошинского

“Горная Дигория в древности. Поиски и находки”

Рис. 1. Птицевидная бляха. Бронза. II тыс. до н.э. Могильник Фаскау. ГИМ. Покупка.

Рис. 2. Погребение предкобанского времени. II тыс. до н.э. Могильник Кари Цагат.

Рис. 3. Булавка с навершием в виде «павлиньего пера». II тыс. до н.э. Бронза. Могильник Фаскау. Покупка.

Рис. 4. Наконечник культового жезла. Бронза. IV в. до н.э. Могильник Гастон Уота.

Рис. 5. Бляха. Бронза. Бронза. V в. до н.э. Могильник Гастон Уота. Рис. 6. Поясная пряжка. Бронза. V в. до н.э. Могильник Гастон Уота. Рис. 7. Бляха. Бронза. V в. до н.э. Могильник Гастон Уота.

Рис. 8. Наконечник жезла. Бронза. V в. до н.э. Могильник Гастон Уота. Рис. 9. Подвеска. Золото. IV в. до н.э. Могильник Гастон Уота.

Рис. 10. Протома волка. Дерево. V в. до н.э. Могильник Гастон Уота. Рис. 11. Литейный горн с вытяжкой. V в. до н.э. Поселение Сауар. Рис. 12. Гончарный горн. V в. до н.э. Поселение Сауар.

Рис. 13. Гончарный горн. V в. до н.э. Поселение Сауар. Рис. 14. Каменный идол. V в. до н.э. Поселение Сауар. Рис. 15. Чашечный камень. V в. до н.э. Поселение Сауар.

Рис 16. Камень с чашевидным углублением. V в. до н.э. Поселение Сауар. Рис. 17. Меандр на обмазке стены культовой модели гончарного горна. V в. до н.э. Поселение Сауар.

Список сокращений

ГИМ – Государственный исторический музей ИИМК – Институт истории материальной культуры КСИА – Краткие сообщения Института археологии ЛГУ – Ленинградский государственный университет МИА – Материалы и исследования по археологии

МИАР – Материалы и исследования по археологии России РА – Российская археология

САИ – Свод археологических источников