Из биографии Гурджибети / Гуржибекова Блашка Майрансауовича - основоположника дигорской художественной литературы. (15).
Фатима Гурджибети
Продолжение Главы 13. Архивные и другие документы.
4. Справка из дела Ставропольской гимназии за 1880г. (архив СОНИИ ф 9 оп 1 д 4)
Списки пенсионеров и приходящих учеников на 1880г. Ставрапольской гимназии, воспитанники Терского казачьего войска.
5. Рапорт в цензурный комитет о разрешении напечатать рукописи Гуржибекова. (архив Кукиева Р.)
6. Метрическая книга, запись о смерти Гуржибекова Власия. (архив Киреева Ф.)
7. Прошение вдовы подъесаула Гуржибековой о выдачи ей пособия на воспитание детей (архив Кукиева Р. )
8. Письмо СОНИИ в НКВД по вопросу потерянных рукописий Блашка Гуржибекова
(Копия письма)
21.03.1941г. НКВД СОАССР
Литературное наследство – рукописи осетинского поэта Гуржибекова Блажка под расписку от 5.01. 1937г. были выданы Галаеву Степану для выполнения порученной им работы Северо-Осетинским научно-исследовательским институтом. В связи с его изъятием материалы не возвращены Сев. ОСНИИ.
По словам его бывшей жены, все документы были изъяты в НКВД.
Просим вернуть Сев. ОСНИИ указанные материалы, так как они представляют большую ценность для изучения жизни и творчества поэта Гуржибекова.
Директор
Мл. науч.работник Гулуева
9 .Список литературного наследства Гуржибекова Блажка
1. 49 писем Блажка Гуржибекова к разным лицам.
2. 15 тетрадей с рукописями Гуржибекова Блажка на 375 стр.
1. «Фæрæзнæ» или «Æртхуард», наброски и исправления 1902г.– 19 стр.
2. Продолжение - 16 стр.
3. Мелкие стихи - 17 стр.
4. Гæдæрмæг - 4 стр.
5. Редкие слова - 10 стр.
6. Æвдеу - 3 стр.
7. Мелкие стихи - 39 стр.
8. Стихи - 24 стр.
9. Стихи - 17 стр.
10.Æдули и стихи - 15 стр.
11.Æрдхуард - 24 стр.
12.Разное - 32 стр.
13.Сахи рæсугъд - 31 стр.
14.Стихи - 24 стр.
10. Биографические и др. данные (архив СОНИИ Ф.9 Оп.1 Ед.х.3)
11. Стихотворение «Фийау» из письма (архив СОНИИ Ф.9 Оп.1 Ед.х.10)
12. Статья Алборова Б.А. «Рукопись стихотворения – Умирающий воин» (1966г.).
13. Статья командира первого Сунженско- Владикавказского полка Баратова Николая.
«Терские ведомости», 1906 г.№ 156.
Памяти подъесаула Власия Ивановича Гуржибекова. /Убит при штурме укрепленной позиции японцев у д. Санвайцзы 18 июня 1905 года в рядах 1-го Сунженско-Владикавказского генерала Слепцова полка.
Невыразимо тяжело браться за перо в эту именно первую годовщину смерти, между тем чувствуется живейшая потребность вспомнить и самый бой, в котором безвременно погиб покойный, и воздать справедливую дань его памяти. Как светлый образ В.И.Гуржибекова накануне смерти, так и все, что было пережито в этот день год тому назад, сохраняются в памяти моей так живо, точно все это было вчера.
Бой 18 июня 1905 года у Санвайцзы будет памятным днем и в жизни каждого из нас, его пережившего, и в истории родного полка, на долю которого выпала необычайно трудная задача — для выручки и поддержки стрелков-охотников и достижения цели, поставленной конному отряду генерал-адъютанта Мищенко, полку в составе четырех сотен пришлось подлететь к укрепленной на высотах позиции противника конным строем, по совершенно открытой местности и затем после огневой подготовки взять ее стремительным штурмом.
И такая задача по плечу хорошей пехоте была блистательно разрешена нашими казаками, предводимыми доблестными своими офицерами.
Дело 18 июня собственно, по замыслу своему и цели, ему поставленной, было разведкой того, что сохраняет ли противник у Санвайцзы и прилегающих к ней позициях ту же силу занятия, что и раньше, так как в штабе армии получили сведения, что японцы будто ослабили свои силы против правого фланга наших армий и усиливаются в центре. Китайцы же говорили противоположное. Во исполнение оставленной конному отряду с присоединением к нему драгунской бригады задачи, генерал-адъютант Мищенко решил произвести наступление тремя колоннами. Правая — из уралозабайкальцев с конными орудиями — должна была первою выйти
против левого фланга японцев и открыть артиллерийскую разведку, содействуя в дальнейшем передвижении к югу других колонн и стараясь проникнуть, как можно глубже, на юг, чтобы заглянуть в тыл противника.
Средняя колонна — из драгун с 10-ю конными орудиями должна была, с открытием флангового огня в правой колонне, начать разведку артиллерийским огнем с рыжей горы, против фронта японской позиции, стараясь вызвать огонь артиллерии противника. Спешенные же части должны были повести демонстративное наступление в лоб позиции.
Левая колонна — из кавказцев с 18-ю конными орудиями — должна была сбить сторожевое охранение японцев и, выйдя во фланг укрепленной позиции, взять ее фланговым огнем и атаковать правый фланг и тыл. Последнее должно было повести к решительному успеху разведки отряда с захватом пленных, снаряжения и вооружения.
Бой завязался в 9 часов утра артиллерийским огнем, открытым сначала в правой колонне, а затем и в средней. Несмотря на долгое обстреливание японской позиции, оттуда не раздавалось ни одного орудийного выстрела, а между тем 21 мая, во время разведки отряда, японцы имели на Санвайцзы полевую батарею. Левой колонне пришлось двигаться по крайне закрытой и пересеченной местности. Начальник колонны, не признавая возможным для артиллерии действовать на местности, ему указанной, отправил все пушки батареи, за исключением двух орудий, под прикрытием екатеринодарцев к средней колонне, при которой находился генерал-адъютант Мищенко. Ввиду уклонения левой колонны от первоначального плана и происшедшей потери во времени, начальник конного отряда приказал и остальным частям левой колонны идти на соединение к средней и решил повести наступление на позицию японцев с фронта.
Охотникам-стрелкам пришлось с фронта, а верхнеудинцам и с правой колонны с фланга выбивать японцев из их передовых горных пунктов, приспособленных к обороне отдельных фанз впереди деревни Санвайцзы на фронт окопов и засели у реки, на левом их фланге. Завязалась горячая перестрелка; конноохотники и верхнеудинцы попали под сильнейший огонь японцев с их главной позиции на высотах.
Тогда начальник отряда решил поддержать их, для чего назначены были четыре сотни сунженцев, две сотни екатеринодарцев, два эскадрона драгун и два орудия 2-й Терской батареи. Широко распахнувшись в лаву, сунженцы и екатеринодарцы лихо перенеслись в указанном направлении широким налетом, а затем, приблизившись на дистанцию 700 шагов — так гласит официальное описание в журнале военных действий, — лихо спешились за складкой местности и бугром с рощицей. Вскоре частые, но выдержанные залпы казаков и драгун и огонь двух терских орудий начали брать верх над огнем японцев, укрытых в глубоких окопах. Начальник отряда лично руководил боем и вслед за сунженцами переехал к бугру с рошицей. После подготовки атаки ружейным и артиллерийским огнем генерал-адъютант Мищенко поручил командиру Сунженского полка во что бы то ни стало взять штурмом японскую позицию. Вскоре, едва ли не впервые, продолжается в описании, за всю кампанию резко прозвучал в воздухе сигнал трубача «наступление», затрещал беглый пачечный огонь, артиллерия усилила свой огонь и вслед за этим раздалось дружное и грозное казачье «ура»... Позиция оказалась в наших руках; японцы бежали. В это самое время лихо вынесся из полковой пешей резервной, знаменитой полусотни хорунжий Понкратов со взводом казаков 4 сотни, беспечно счастливых желанной возможностью поработать шашкою на коне.
Японцы бежали, преследуемые как огнем ворвавщихся на позицию казаков и драгун, совершенно в цепи перемешавшихся, так и пешими казаками, бросившимися за ними тоже шашками в руках. С прибытием к японцам подкреплений при одной полевой и одной горной батареях бой вечером возобновился, но без всякого успеха для противника. Неоднократные атаки противника были отбиты, и части отряда удерживали в своих руках захваченную позицию до наступления темноты, когда, получив приказание, начали отходить на свои прежние места. Потери противника тяжкие. Все поле сражения было усеяно трупами и предметами снаряжения, брошенными японцами во время бегства.
Нами захвачены: пленные, амуниция, снаряжение и продовольственные запасы, бывшие в Санвайцзы. Этот славный для наших казаков и полка штурм Санвайцзы оказался роковым для подъесаула Гуржибекова... Власий Иванович погиб в ту самую минуту, когда после решительной подготовки атаки позиции огнем, он, указав казакам /2-й сотни/ окоп, на котором следовало устремиться, воодушевил решимостью взять его приступом, сказав: «Ну, братцы, смотрите! Я вскочу и брошусь первым, а вы уж за мной!» Через минуту действительно В.И., являя собою пример беззаветной отваги, вскакивает, бросается вперед и увлекает за собою не только наших казаков, но и смешавшихся с ними в цепи драгун и охотников-стрелков. И вот в ту самую минуту, когда победа так близка уже, всего в несколько десятков шагов от японского окопа, подобно Слепцову, — ты пал, сраженный пулею в живот, дорогой и славный наш товарищ!..
Смерть В.И.Гуржибекова глубоко поразила весь полк, и все товарищи невольно вместе со мною обратили внимание на какуюто здесь сказавшуюся фатальность. Погиб в этой войне тот самый офицер, который так пламенно рвался все время к ней с самого начала, и погиб в том самом бою, в который командир полка три раза отказывался его отпустить!
Помню, как сейчас, свое возращение в полк, накануне дела, из штаба военного отряда, куда генерал-адъютант Мищенко вызывал всех начальников частей за получением личных его указаний для действий на другой день. Когда я передал все, что нужно и кому следует для завтрашнего дела, товари-щеская наша беседа за столом чрезвычайно оживилась, молодежь особенно загорячилась, и в потоке общего волнения я услышал обращенный ко мне вопрос покойного: г.полковник! А командир полкового обоза никак не может рассчитывать на завтрашнее дело в строй? На эту первую просьбу-вопрос я ответил вопросом же. А кто же будет командовать нашим полковым обозом? Но, видимо, душа у покойного уже загорелась непреодолимым желанием и после, когда мы встали из-за стола, Власий Иванович обратился ко мне вторично с просьбой разрешить ему участвовать в деле. На этот раз он мне объяснил свое желание не только большим личным интересом, но соображением чисто товарищеским. — Что могут думать и говорить про меня товарищи? Что я так рвался на войну, кажется, больше всех, а теперь пользуюсь своим казначейским положением и пребываю в обозе? Так щепетильно относился покойный к общественному товарищескому мнению.
Этот довод я постарался опровергнуть указанием на доказанную уже им перед товарищами боевую доблесть и отвагу еще 21 мая, когда на разведке расположения японцев у той же деревни Санвайцзы, он вызвался с 4-мя казаками-охотниками подняться на позицию с тыла, чтобы обнаружить, оста-вили ли они свою позицию, как казалось по-видимому, или только притаились в блиндажах, чтобы дать сотням полка зайти подальше вглубь их расположения и затем взять в перекрестный огонь. Покойный со своими охотниками не только обнаружил японцев, их силы и расположение, но еще доставил артиллерии весьма ценные наблюдения над падением наших снарядов. За эту отважную разведку покойный был представлен к награждению орденом Св.Владимира 4-й степени с мечом и бантом, но, к сожалению, смерть помешала ему получить заслуженную награду. Однако и этот довод мой не заставил покойного отказаться от своего желания учавствовать в деле 18 июня, а только В.И. сказал мне, чувствуя неловкость своей настойчивости после полученного от командира отпора:
—Даю вам г.полковник, честное благородное слово, что прошусь в последний раз! Больше никогда не буду беспокоить вас.
—Ну, утро вечера мудренее, завтра посмотрим, — ответил я. А когда полк стал седлать в третьем часу утра, покойный опять стал проситься, но уже с официальным видом доложил, что если я ему откажу, то ему ничего не остается, как просить об освобождении от должности казначея. Пришлось разрешить. И оказалось, что покойный попросился, действительно, уже в последний раз.
Высокодоблестным офицером показал себя покойный в бою; прекрасным офицером был Власий Иванович и в мирное время. При мне покойный прослужил в полку 3 года, будучи сначала начальником учебной команды, а затем полковым казначеем. К исполнению своих прямых обязанностей службы и различных даваемых ему поручений в полку, он всегда относился с выдающимися аккуратностью и честностью. Строгий по отношению к себе, в высшей степени благородный и деликатный к другим, он всегда шел прямым и честным путем. Разумное понимание долга службы, сердечная преданность казачьему делу в соединении с глубоким знанием казачьего быта, служба не за страх, а за совесть и, наконец, горячая любовь к родному полку — вот характерные черты покойного. Из частых бесед с покойным В.И. во время походных движений полка и многих фактов из его жизни для меня ясно, как полковые радости и горести властно захватывали его поэтическую душу, чуткое сердце и нервную натуру. Его отношения к казакам были самыми гуманными по существу и форме и требовательными по службе. Живя в станицах во время «льготы» и исполняя бесчисленные административного свойства поручения, В.И. проявил тонкую наблюдательность и вдумчивое отношение ко всем условиям бытовой казачьей жизни. Он болел душой за недостаток на месте, в станицах, в жизни и сельскохозяйственной деятельности нашего казачества авторитетного и просвященного руководства и направления. Вообще, я должен признать в покойном человека с собственным и твердым миросозерцанием.
Наконец, как семьянин покойный В.И. весь отдавался заботам о своей семье, для которой он жил и служил и работал во всю до последней минуты своей жизни. За его смертью эту заботу приняли на себя все товариши офицеры с командиром. И вот почему мне особенно хотелось доставить семье по-койного тело ее кормильца и труженика, чтобы в этом как и в глубоком всеобщем к нему уважении всех от командира и офицеров до казаков, семья, горем убитая, нашла себе возможное утешение.
Закончу настоящие свои строки, посвященные памяти покойного, словами полкового приказа о деле 18 июня 1905 года.
«Доблестный офицер, прекрасной души человек и семьянин и чудный товарищ, ты, незабвенный и дорогой Власий Иванович, светлым образом будешь жить в нашей памяти и таким же войдешь в историю родного полка, а твой сын всегда будет иметь право гордиться таким отцом.
Да упокоит Господь твою душу в царствии небесном! Да будет родная земля тебе пухом!»
Вечная память и всем другим нашим товарищам, с тобою вместе, в этот самый день, живот свой за Царя и Отечество на поле брани положившим: урядникам —Матвею Порешневу, Ивану Слезову; приказным — Дмитрию Культяпкину и казакам Ивану Макарову, Ефиму Копаневу, Денису Титорову, Карпу Деревщикову, Федору Зимареву, Прокофию Зайко и Кузьме Сивоволову.
За вас, родные товарищи, будут всегда молиться и родные семьи каждого из вас и вся ваша вторая семья — семья полковая.
Н. Баратов
Телеграмма Баратова Н.
