Дорогие друзья, мы с вами коротко обсудили момент, предшествовавший основанию самого крупного села Дигории – Вольно- Христиановского.
Я не являюсь историком, а наш сайт правительственным, потому воспользуюсь свободой в написании своего повествования о горячо любимой Родине. А это значит, что излагаемая мною информация не носит характер абсолютной истины, это личные выводы, сделанные из изучения разных фольклорных, художественных, архивных материалов, воспоминаний и, по-человечески субъективные, индивидуальные переживания. Будьте потому снисходительны к автору этих эссе. В свой оправдание хочу заметить, что написаны они от большой любви к тому городу «деревенского типа», где прошли самые лучшие, сладкие моменты детства и где меня учили основным человеческим ценностям: Доброте, Трудолюбию, Уважению к Старшим, Уважению к памяти Предков, Любви к Ближнему, Скромности, парадигме коллективного жития или жизни в социуме и так далее. Конечно, основным нашим воспитанием занималась мама, но жизнь в городе, даже в таком, как Владикавказ, где люди еще сильно социализированы, благодаря следованию осетинским традициям, всё равно отличается от жизни в Дигоре.
От дома Дзотцоевых ниточки социальной связи тянулись почти к каждому дому в селе, благодаря авторитету деда, который был не просто уважаемым фронтовиком, но и много лет проработал директором дигорских первой и второй школ, школы-интерната, заведующим РАЙОНО, а бабушка руководила единственной районной аптекой больше 40 лет. Это потом, в новейшее время, появилось множество коммерческих маленьких аптек, а в советское время, районная дигорская аптека представляла из себя еще и производственную единицу. Там работало 30 человек, заготавливались лечебные травы и производились лекарства. Препараты отпускали не только людям, но ими обеспечивали и районную больницу. По современным меркам это было среднее предприятие, включающее производственный цикл, и работали там только профессионалы с высшим и средним фармацевтическим образованием. Аптека располагалась в центре Дигоры и примыкала к дому нашего деда, а потому каждую ночь в окно спальни стучали люди, и наша бабушка - Иза Игнатевна Дзотцоева, в девичестве Сабанова, безропотно поднималась каждую ночь и шла открывать аптеку каждому, кому требовались лекарства. Иногда это случалось несколько раз за ночь. Если учитывать, что у неё в хозяйстве были коровы, что она до позднего вечера трудилась после работы на кухне и ложилась спать в 12 часов ночи, а вставала каждый день в 5 утра, то можно представить, что ей не удавалось поспать даже 5 часов кряду. Но она считала это своим долгом. И вот такому отношению к людям нас учили с детства. Вряд ли этому можно было бы научиться в городе. Наглядной иллюстрацией этого является следующий факт - когда я попала в Испанию, помню, что первая вещь, которую мне там подарили, была книга под названием «Научись говорить Нет».
Объясните кому-то в большом городе, что двери (за не имением ворот) должны быть открыты от рассвета до заката, и любой человек может зайти к тебе в любое время суток, без предупреждения и церемоний попросить о чём-то, навестить тебя, пообщаться, поделиться с тобой чем-то! Или когда ты подоила корову, сделала сыр, сметану, масло обязательно отправляешь детей отнести бидон молока, часть сыра, баночку сметаны одиноким старушкам с твоего синха или даже с дальнего, если ты знаешь о том, что они в нужде. А если ты готовишь какие-то угощения, то обязательно отнесёшь часть своим соседям. Помню мама, приехав ко мне в Барселону с осетинским сыром, сразу испекла пироги. Первый пирог она выложила на блюдо и отправила меня с ним к соседям. И так далее.
Но вернёмся теперь к истории села.
Раньше, в моей голове были какие-то разрозненные факты, которым я не находила объяснения, пока не стала изучать материалы о Дигоре и керменистах. Например, с детства я знала, что мой прадед Хадзиомар Гетоевич Дзотцоев – сын того самого Гето, который был среди первых поселенцев Вольно-Христиановского, был коммерсантом и торговал то ли зерном, кукурузой с Европой. Он не раз там бывал, у него был торговый дом во Львове. Как он туда её поставлял, я себе не представляла.
Потом мама объяснила, что возили её с железнодорожной станции Даргкъох. А вот этим летом я узнала, что до станции её везли не только на бричках, но и на верблюдах! Об этом не знала даже моя мама. Верблюды были не самым редким явлением в этом селе. Вы про это слышали? Я – нет. Про это мне рассказал мой дядя, и я узнала новое слово на дигорском: Теуа. Ну, буйволов я ещё застала, но верблюды!!! Какие-то сказки «Тысячи и одной ночи». Оказывается, мы очень мало знаем.
И тут мне пришла мысль, о том, что нужно упорядочить мои знания и написать заметки. Потому что то, что очевидно одному поколению, уже абсолютно неизвестно другому, ибо за 170 лет реальность изменилась до неузнаваемости. Каждому из вас показалось бы абсурдом, что кто-то может не знать, как выглядит буйвол или даже самая простая «чушка»- свинья.
Например, когда мы в прошлом году посетили итальянскую ферму, мой сын был поражён видом живой свинюшки. Он не знал, какого они размера, так как за свои 15 лет не видел ни одной живой свиньи. Он был просто в шоке. А для нас это была обычная картина. Животные ходили по улицам Дигоры преспокойно. Когда мы ходили в гости к Сабановым, по дороге нам бежали навстречу стаи гусей, шли козы, около рынка неизменно в тени лежали хрюшки, по улицам кто-то скакал на лошади, утром и вечером коровы тянулись «нестройными рядами» к выходу из села в поле и обратно, в некоторых семьях были буйволы, и они шли в стадо с коровами и быками. Помимо Астаудона и Куройдона, вдоль каждой улицы тёк ручей, в нём плавали утки. Мы застали еще летние кухни с большими печами и земляными полами, амбары, колонки воды на улицах, кукурузные молотилки в хозяйстве, холодные погреба, чучело в огородах и полях, мы носили «дзабуртæ», перетаскивали привезённое сено в специальный сарай, ездили в горы на сенокос, и т.д. Мы застали полностью натуральное хозяйство в действии, и нас учили работать в огороде, шить и вязать, делать и стирать одеяла, матрасы и многое другое.
Когда мы говорим об основании села Вольно- Христиановское, надо понимать, что в жизни горцев с этим моментом менялось абсолютно всё. Об этом написал Борис Сабанти в своих книгах. В горах селения, дома, хозяйства были иными, чем на плоскости. В горах дом складывался из плоского камня и представлял собой одно помещение, в центре которого был очаг, свисала надочажная цепь – рæхис, в этом помещении проходила вся жизнь семьи. Оно было закопчённое, тёмное и грязное (рассказы об этом мы читаем у первых путешественников, посетивших горские общества Кавказа и конкретно Дигории). Крыша одного дома служила двором другому, участки земли для обработки делались террасами, плодородную почву мужчины доносили на своих плечах снизу от реки, дождями, селями, ветром она смывалась и выдувалась, и этот процесс был бесконечным. Да, горцы занимались земледелием, но процесс этот был таким тяжёлым, условия такие экстремальные, что земледелие в горах было не сравнить с тем, что дигорцы стали делать на плоскости, когда им дали общинные земли.
Переселившись на плоскость, бывшие горцы пришлось учиться строить село с широкими, прямыми улицами и дорогами, дома другой конструкции и размера, сначала мазанки, потом деревянные, а потом и вовсе кирпичные. Они стали строить многокомнатные дома, дворы и подсобные помещения. У них появились амбары и погреба, курятники, коровники, огороды и сады, комнаты для гостей. О застройке села очень хорошо написал Борис Сабанти:
«Дигора заселена очень плотно. Дома, особенно в центральной части, имеют небольшие дворы. Комнаты расположены одна за другой, в ряд, соединённые открытой галереей. Комната на улицу предназначалась для девушек, либо ля молодой невестки. В этой комнате был деревянный пол, обставлена была лучшей мебелью. Вторая, основная комната, была с печью и глиняным полом. Сюда собиралась вся семья. Особенно зимой, когда надо было экономить тепло. Христиановское не имело своего леса, поэтому с дровами всегда было туго – порой их добывали даже с ружьём.
К дому примыкали летние постройки – цæлгæнæн -кухня, где жили все в тёплое время года. Часть семьи спала здесь же (Добавлю от себя, что застала в доме Сабановых в летней кухне огромную печь, точь-в-точь, как русскую, на которой когда-то спали сверху. З.А.) Большинство на открытой веранде. В комнатах летом не любили спать. Летняя кухня была местом особого уважения – здесь висела реликвия всякой осетинской семьи – рæхис (надочажная цепь). Если кто-то хотел тебя опозорить, то он снимал твою надочажную цепь. Эта кара применялась редко, ибо и в десятом поколении такой позор не прощался. Если убийство еще могло быть прощено, то никак не глумление над цепью.
За кухней следовали уæрдундонæ (место для арбы). Здесь варили пиво и араку, складывали дрова, устраивали сеновал. Потолком служили плетёнки из орешника. Дальше располагалась бæхдонæ(место для лошадей) и скъæт (место для скота). Иногда (а точнее, чаще всего) эта длинная вереница помещений завершалась серфсæр (скошенная крыша). Она могла заменять место для скота. Но обязательно внутри строилась кæркдонæ (помещение для кур).
Двор отгораживался от сада глухой оградой. Получалась маленькая крепость, с двух сторон огороженная домами (своим и соседским). Плотность заселения объясняется скорее всего разделами земли между братьями…»[i]
Добавлю к последнему утверждению Бориса Сабанти. Как я писала в первой части: переселился в Вольно-Христиановское мой прапрадед Гето с двумя братьями. У одного из братьев не было детей. И в итоге свой участок он завещал Гето и его детям. Сыновья Гето выселились жить отдельно, а с отцом остался жить только мой прадед Хадзиомар, это решила жена Гето – Тауасон. В итоге у Хадзиомара получился нетипично большой участок. Пока жива была моя прабабка, на участке сохранялся и старый дом Гето, и новый, который построил уже мой дед Георгий. Со временем потомки брата Гето продали их участок, и дом моего деда, теперь моего дяди Германа Дзотцоева остался единственным домом Дзотцоевых в этом синхе. З.А.)
Итак, христиановцам выделили землю в 5 тысяч десятин для общего пользования, со временем они добились пользования лесом. Вот тут разворачивается их рвение и трудолюбие. Дигорцы с жадностью набросились на землю и стали встраиваться во все процессы, которые предоставляла жизнь на равнине: торговлю, поездки в другие города, учёбу в школе!
Пока богатеи, такие, как Хабош Кануков, грабили старинные погребения и торговали награбленным с прохиндеями и музеями из Европы, наши прадеды выращивали жизненно важные культуры и торговали ими с разными странами. Они посещали европейские столицы, не гонимые алчностью, но для того, чтобы, как говорят сейчас, монетизировать плоды своего труда. Они не богатели безумно и бездумно, не становились вальяжными и ленивыми, они продолжали трудиться от рассвета и до заката, приучали к труду и своих детей. Однажды в одной из своих деловых поездок мой прадед Хадзиомар Дзотцоев встретил в Париже на вокзале одного из Кануковых, знаменитого великана – Бола. Хотелось бы взглянуть на эту сцену. Мама рассказывала, что когда он поставил свой саквояж на землю, то стопа Бола оказалась размером с его саквояж. Надо заметить, что нога его родного отца была тоже огромной, и сам Гето был внушительных размеров. У нас дома утверждали, что в дигорском языке сохранилось выражение, обозначающее меру длины равной стопе нашего прапрадеда Гето – «гетой геп». Но недавно по этому поводу с представителями фамилии Гетоевых у нас вышел интересный спор, тут надо подключать, видимо, экспертов и знатаков. Но я продаю, за то что купила!
Другой мой прадед – Игнат Сабанов жил в семье, которая владела большим магазином. В 30-ые годы его пришлось закрыть, чтобы избежать раскулачивания. Он стоял закрытым еще и в 70-80 годы, когда появились мы, и ходили к Сабановым в гости. Помню запылённые стена магазины, закрытые ставни и дверь. Мы игрались на деревянном помосте перед магазином и шушукались о том, что же там было внутри. Кто-то рассказывал, что в расщелине между досками нашёл пару золотых монет. Мы были очень взволнованы этим сообщением, но маленькими мало что знали об истории Дигоры и раскулачивании.
А когда выросли, мама рассказала нам очень забавную историю.
Отец нашей прабабушки, Зарки Сабановой –Акоевой, Дзахо Акоев, был зажиточным человеком.
Например, в «Записках псаломщика» Кудзага Акоев (журнал «Дарьял) говорится:
«23 июня 1914 г. Сосник и Дзахо Акоевы купили в церковь люстру
трехъярусную за упокой родителей своих Бата и Гаха, выписали из
Москвы». Сосник и Дзахо Акоевы – родные братья.
И, когда Зарка выходила замуж, в приданое ей досталось приличное количество золотых вещей. Поскольку жизнь ее пришлась на очень тяжелые времена – гражданская война, голод 1932 г., а потом и Великая Отечественная война, когда муж Игнат был на фронте, а вся большая семья – шестеро детей, племянники, была на ней, почти все золото было выменяно на продукты и вещи первой необходимости. К концу войны остались только швейцарские золотые часы Заркиного любимого умершего брата Тазе, которые она берегла, как зеницу ока. Зарка для верности зашила их в огромный матрац, и забыла про них.
Когда ее младшая дочка Белла поступила в СКГМИ, этот матрац отдали ей, совершенно забыв, что это драгоценный семейный сейф.
И вот, как-то поздно вечером, в комнату студенческого общежития ГМИ, где Белла жила уже с моей мамой и ее младшей сестрой Ирой, неожиданно явились Заркины старшие дочери,и, не здороваясь, спросили:
- У вас от Зарки матрац есть?
- Есть, - отвечают потрясенные студентки.
- Где?
- Вот! – показывают они.
Тетушки молча подходят к кровати, вспарывают матрац и начинают в нем копаться! Этот был тот случай, когда «клочки летели по заулочкам», матрац-то был из настоящей шерсти!
Затем они достают огромные золотые часы с крышкой, сразу направляются к выходу, и, обернувшись, презрительно говорят:
- Да, девушки, вы явно не принцессы на горошине!
Так семейная реликвия была спасена, а рассказы о золотых монетах из сабановского магазина перестали нам казаться сказкой.
Между прочим, дом Сабановых был уже до революции большим и кирпичным. Он был очень интересно построен. Дом стоял на высоком фундаменте, в нём было 3 комнаты, небольшая кладовая, сени. Думаю, что когда был открыт магазин, то там был вход в него. Вдоль всех комнат тянулась застеклённая галерея, где стояло несколько кроватей. Полы были деревянными во всех комнатах. А вот ванная, была уже построена в новейшую эпоху, так как в неё надо было спускаться по лестнице и пол там был земляной. Постройки тянулись по периметру участка и были накрыты одной черепичной крышей. Теперь мне кажется, что сабановский дом по задумке (не по роскоши, конечно) был похож на средневековые средиземноморские палаццо. По периметру под одной крышей шли постройки, а по центру был двор. Дом из тёмного кирпича был угловым; жилые помещения и магазин выходили на две улицы, а внутри вдоль стен примыкавших соседских домов тянулись друг за другом: летняя кухня, затем амбары, затем помещения для разной скотины, потом маленький огородик, потом курятник, и помещение для индюков, гусей и уток. С левой стороны от ворот располагались комнаты, где жили бабушка и дедушка моей бабушки. Мы застали эти помещения заброшенными, как и магазин. В гостиной у Сабановых висела огромная старинная картина в золочёной раме – копия «Тайной Вечерни» Леонардо да Винчи, а в другой комнате- огромное старинное венецианское зеркало тоже в массивной раме.
Так что, судя по всему, дети первых поселенцев Вольно – Христиановского хорошо преуспели в коммерции и научились интересно обставлять свой быт. Прабабушка Зарка рассказывала, что у них в отцовском доме до революции были и хрусталь и ковры. Думаю, что одним из факторов, послуживших такому успеху жизнедеятельности села, было стремление первых жителей села стать грамотными и дать детям образование. Судите сами.
Уже в 70-80 годах 19-го века в школе Вольно- Христиановско было столько учеников, что требовалось новое здание и больше учителей. Она была самой большой школой Осетии, только представьте себе! Царское правительство не пошло на встречу просьбе сельчан и священника местной церкви Аладжикова о постройке нового здания, и тогда жители села собрали сами средства на строительство новой школы и на то, чтобы нанять еще одного учителя. Многие из вас слышали имя Соломона Гарданова, кто-то слышал и о Дзабо Дзагурове и Кала Гатуеве. Эти уникальные люди были педагогами Христиановской школы – очень уважаемыми людьми села. В школе преподавал и священник Туаев.
Но на этом дело не остановилось. Христиановцы хотели, чтобы образование получали и девочки. Они писали ходатайства об открытии женской школы! Правительство под напором сельчан решилось открыть женскую школу, но при этом закрыть женский приют во Владикавказе. Тут мы помним историю о том, как вмешался Коста Хетагуров и вместе с горожанами отстоял приют. Тогда от открытия женской школы власти отказались. Вновь сами жители Вольно - Христиановского– родители девочек собрали средства и в 1891 году открыли женскую школу.
Сегодня, возможно, нам трудно представить важность этого события. Но давайте постараемся представить общество, где женщина была замкнута в 4 стенах. Её долей в лучшем случае было замужество и рождение детей. Многих детей. Раньше я не понимала, почему в рассказах о поколении прадедов, очень часто слышалось, что они женились по 2 или 3 раза. В детстве даже не задумывалась, пока не осознала, что женщины очень часто умирали при родах и это было не следствием каких-то отклонений в физиологии. Они могли умереть при десятых или пятнадцатых родах. Не знаю, как и почему мужчины Вольно- Христиановского были столь прогрессивными даже в этом отношении, но они явно осознавали, что и девочкам может открыться иная участь вместе с грамотой и образованием. Правда, потрясающий факт?
Женская школа была открыта и в ней преподавали две учительницы - Цаликова и Кабанова. Кем были ученицы школы, нам предстоит узнать. Одно я знаю точно, моя прабабушка Христина – дочь Дзабо Дзагурова выучилась и стала преподавательницей русского языка и литературы, вышла замуж за первого осетинского профессора Бориса Алборова. Вместе со своим мужем и родным своим братом Губади Дзагуровым она приняла участие в организации и работе Историко- Филологического Общества – нынешнего Северо-Осетинского Института Гуманитарных и Социальных Исследований.
Между тем представители царской власти вершили произвол. По каким-то причинам не только не содействовали укоренению образования в селе, но всячески противодействовали. По закону сельские учителя, имевшие очень скудное жалование, но имевшие столько же детей, как и все остальные крестьяне, были освобождены от уплаты налогов. Тем не менее сельский старшина в 1891 году решил взыскать с них уплату налогов. Несмотря на то, что на защиту учителей встали жители села, казаки врывались в их дома с шашками наголо и уносили домашнюю утварь и продавали с молотка.
Помните, на сайте я публиковала письмо Дзабо Дзагурова царским властям о помиловании сына своего Дзахо, который был осуждён и арестован за революционную деятельность? Там он писал, что сын был ему бедному старику опорой, а без сына семья обречена. В самом деле, только читая Историю города Дигоры, я поняла причину. У Дзабо было 15 детей. Зарплата учителя была мизерной. Однажды чиновники из «Общества восстановления православного христианства» провели ревизию в Христиановской школе и уволили и Дзабо (Алексея) Дзагурова, и Соломона (Царая) Гарданова и Кала (Фому) Гатуева[ii]. Так что эти трое: Гатуев, Дзагуров и Гарданов были бедны и двигало ими истинное призвание. Их трудами к концу 19 века, в 1898 году в селе было 982 грамотных человека, из них 150 женщин.
Когда я про это думаю, страшно горжусь не только своим прадедами и прабабушкой, всеми жителями Вольно – Христиановского. За такое короткое время они создали такое мощное селение, ведь там появились не только коммерсанты и купцы первой гильдии, но и учёные и первые революционеры.
Но об этом в следующей части.
Дзбах, ананез, анафидбилиз уота!
Зарина Алборты.
[i] Борис Сабанти «Годы и люди», стр. 194-195, Colibri, Владикавказ 2018 г./ Б.М. Сабанти «Моя маленькая страна», стр. 9-10, Ир, Владикавказ 2016г.
[ii] Так пишу имена, потому что кто-то из троих больше известен по русскому имени, а кто-то по дигорскому. Например, самого Дзабо никогда в литературе не упоминают, как Алексея, между тем его сына Губади часто называют Григорием Алексеевичем, потому я не ограничилась только именем Дзабо, а в скобках поместила православное имя, чтобы далее были ясны родственные связи. Соломона Гарданова чаще в литературе упоминают именно с русским именем, реже пишут Царай итд.
