Тимофей Ефимцов
В СЕЛЕНИИ ДУР-ДУР
Борис Матвеевич Казбеков уже второй день лежал в постели. Дальняя поездка в открытой машине дала себя знать. Появились головные боли, открылся учащенный грудной кашель.
К больному пришли бригадир колхоза и бухгалтер. Борис Матвеевич легким кивком головы предложил товарищам сесть. Но они продолжали стоять, переглядываясь между собой, словно решая, кому начинать. В поведении гостей чувствовалось, что не с доброй вестью они пришли к председателю колхоза.
- Что же вы молчите? Садитесь, рассказывайте, что нового.
- И не хотели бы говорить, - как-то нескладно начал бригадир. - Не знаем, что делать, пришли посоветоваться. Неприятную весть получили. Вот, посмотрите...
Борис Матвеевич, преодолевая головную боль, приподнялся и внимательно стал читать сообщение районной семенной лаборатории о результатах проверки всхожести кукурузы.
- Да, тревожная весточка... 73 процента... Сеять такими семенами нельзя. Вот уж, как говорится: ты на гору, а тебя чорт за ногу! - с горечью произнес Борис Матвеевич.
- Сам знаешь, как мы нянчились с семенами, оправдывался бригадир. - Сапетки с кукурузой кутали, как дитя в пеленки. И все же...
- Нет, здесь что-то не то, - в раздумьи сказал председатель, пожимая широкими плечами. И еще раз прочитав сообщение семенной лаборатории, спросил:
- Проба из какой сапетки бралась?
- От гаража первая...
- Тут какая-то неразбериха. Узелок заколдованный, одним словом, - размышлял Борис Матвеевич. Матвеевич. - Живо нагрузите мешок початков из той же сапетки, - распорядился председатель и, сбросив одеяло, торопливо стал одеваться.
Не теряя ни одной минуты, он решил сейчас же ехать в семенную лабораторию, чтобы развязать «заколдованный узелок».
стало,
- Борис Матвеевич, ведь ты же больной, как бы хуже не стало, - предупредил бухгалтер.
- Хуже этого не будет, - буркнул Казбеков. - Растили, хранили, как сортовые, высокоурожайные семена. А выходит... Да не мне вам об этом говорить...
- Разрешите, я поеду, - предложил бригадир. - А вы бы еще полежали.
- Нет, я сам. Во всем разобраться надо. Да мне и легче стало. Сегодня все равно собирался подняться.
Трехтонка загромыхала по саду. В кабине рядом с водителем силел Борис Матвеевич - человек с умными голубыми глазами и беспокойным сердцем. Он не любит откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.
Когда машина сделала крутой поворот - перед Казбековым открылась панорама родимых гор во всей своей красе.
Белостенные аккуратные домики, крытые черепицей, стройными рядами расположились на берегу горной речки. У самого ущелья, потонув в зарослях фруктовых деревьев, горделиво высится здание средней школы. А немного поодаль - сельская больница, библиотека, клуб.
По вечерам, когда загораются в домах огни, и у самого ущелья, покрытого мелколесьем, и на сплетении двух горных рек - Урсдона и Дурдурки, где так много посажено молодых яблонек и груш, и просто на улицах селения запевают однорядные голосистые гармоники, расправляют свои легкие крылья звонкие песни. Песни, словно живые, рассказывают о многом... О том, как красавица Тауче свела с ума джигита, о том, как девушка Ма хуры хай (Мое солнышко) лишила сна колхозного бригадира, и о том также, как в дом осетина пришло счастье, достаток.
Дур-дур - большое и красивое селение. Но большим и красивым оно стало не так давно.
Иным селение было в недалеком прошлом.
...Дур-дур в переводе с осетинского обозначает: Сплошной камень. Всюду камень. Дур - камень. И вот на каменистых холмах ютились раньше горцы. Чтобы не умереть с голода, они отвоевывали у скал каждый кусочек земли. Все плодородные угодия находились в руках местных богатеев.
- Тугановы! - со страшным негодованием называли эту фамилию горцы. фамилию горцы. Это они – помещики Тугановы – безжалостно разоряли гнезда дурдурцев, обрекая их на голод и смерть, заставляли детей и жен бродяжничать в поисках работы по белому свету. Это они отняли земли, с незапамятных времен кормившие крестьян, насильно выселили дурдурцев с насиженных веками мест, с родной земли.
Все отняли помещики у сельчан. И дали им страданья и слезы, широко открыли дорогу позора и нищеты. Вот по этой самой дороге, ведущей сейчас в селение Христиановское, дур-дурцы, выселенные помещиками Тугановыми, брели тогда за арбами, наполненными крестьянским скарбом. Тянулся обоз униженных и оскорбленных, ограбленных горцев. Душераздирающий крик детей и матерей, жалобный вой собак, мычание коров - потрясали каменные горы.
Человеческое горе растопило льды. Хлынули грозовые бурные потоки и снесли с лица земли тугановскую нечисть. К дур-дурцам, как и ко всему трудовому народу обновленной страны, пришла весна.
Вчерашний бедняк, когда-то покрывавший свою пашню буркой (так мало ее было!), теперь владеет полями просторными, как небо.
Дорога!.. Дурдурская дорога. И сколько воспоминаний нахлынуло сразу. За какие-то несколько минут Борис Матвеевич промчался почти что через все прожитые годы.
Казбеков родился и вырос в селении Дур-Дур. Здесь прошло его босоногое детство. Здесь он вместе со своим одногодком Борисом Кривошеиным лазил по горам, месил грязь в ущельях, бегал в школу. А потом? А потом дороги разошлись: Кривошеин поступил в сельхозинститут и, не окончив его, устроился на должность агронома в дурдурском колхозе.
А он, Борис Матвеевич, закончив образование, направился в районный центр. Работая пропагандистом Дигорского райкома партии, он часто выезжал в колхозы, чтобы обследовать животноводческие фермы, полевые станы... И каждый раз, приезжая в свое родимое селение, огорчался. Урожаи колхоз снимал низкие, животноводство не развивалось. Пробовал Казбеков помогать землякам - советовал, поучал - ничего не получалось.
- Языком легко, а вот на деле трудненько получается, - посмеиваясь, говорили колхозники. - Ступай к нам, запрягайся в самый корень и тяни, пример нашему брату показывай.
- И пойду! - горячился Казбеков.
Он и в самом деле уже давно подумывал о том, как бы вернуться в Дур-Дур. Ему казалось, что там его ждет работа по сердцу.
- Ну, какой ты хлебороб! - говорил ему Борис Кривошеин. - Ты даже не знаешь, как взять среднюю пробу, как определить хозяйственную годность семян. Колхозное хозяйство требует больших знаний.
И Борис Матвеевич опять пошел за большими знаниями в город. Он поступил в школу председателей колхозов. С жадностью взялся за учебу. До рассвета засиживался над книгами Тимирязева, Мичурина, Лысенко. Познавал премудрость сельскохозяйственных наук.
И вот он снова в любимом Дур-Дуре. Односельчане избирают его председателем колхоза.
Нелегкое дело руководить крупным артельным хозяйством. Всюду надо успеть, каждого колхозника необходимо знать, уметь поговорить с ним, и во всех делах принять правильное решение. Самое главное обеспечить получение высоких урожаев, поднять продуктивность животноводства. Но Казбеков теперь уже знает с чего начать, и как взять среднюю пробу семян - тоже знает.
Многие дурдуровцы радовались возвращению своего земка в колхоз. Но кое-кому это было не по душе. Сильно забескоился, в частности, Борис Кривошеин. До Казбекова, так называемому ученому агроному, работалось довольно-таки спойно. Под окнами своего кабинета он разбил опытные грядки. А с приходом весны, аккуратно, из пузырька, высевал туда семена магара, тимофеевки, овсюга. А потом целыми днями торчал здесь, как пугало, привлекая внимание прохожих.
Кривошеин, с приходом Казбекова, предвидел неприятности. Он с детства знал его характер и понимал, что новый председатель, если будет нужно, не примет во внимание дружбу детских лет.
- Борис Матвеевич, а наш агроном со своими опытами в полисаднике - не того? - замысловато покручивая пальцами у виска, спрашивали колхозники у председателя.
- Да ведь говорит, что траву кормовую выводит специально для дурдурских коров, - отвечал председатель.
- Нет, он не траву выводит, а уже третий год колхозное добро переводит: сам сидит, а зарплата идет. Чего там мудрить, - возмущались колхозники, - сей кукурузу - вот тебе корм.
- Кривошеин - за травопольные севообороты, против куурузы, - поясняли другие.
Подобные разговоры все чаще и чаще стали доходить до Бориса Кривошеина. Пришлось и Казбекову серьезно побеседовать с агрономом о том, как жить – работать дальше. И Кривошеин не стерпел этого - скоропостижно покинул колхоз, расстался с другом своего детства, устроившись на работу в районную семенную лабораторию. Но и там, вдали от родного селения, он продолжал работать над неразрешенной проблемой: выводил кормовые травы, специально предназначенные для продуктивного скота дурдурского колхоза.
Все это, да и многое другое теперь уже позади...
- А как ты думаешь, неужели мы погубили семенной материал кукурузы? - после долгого молчания спросил председатель водителя.
- Не может этого быть. Это, наверное, землячок наш чудит. На наших нервах играет.
- Пожалуй, так и есть.
Когда Борис Матвеевич вошел в семенную лабораторию, Борис Кривошеин сидел за столом, что-то писал и невнятно бормотал себе под нос.
- Здравствуй, тезка! - сказал приезжий.
- А-а-а!.. Старому другу почет и уважение, - протянул Кривошеин руку и встал.
Он - высок и тонок. Голову держит слегка наклоненной на бок. Лицо его густо усеяно веснушками.
- Поговорка гласит, что старый друг лучше новых двух, - расхаживая из угла в угол, начал Казбеков. - А вот ты, брат, чего-то чудить начинаешь...
— Как это понять?
- Да вот, по твоему заключению выходит, что наши семена кукурузы не пригодны к севу.
- Вполне возможно... Но вы напрасно печетесь о своей кукурузе. Те культуры, которые необходимы дурдурскому колхозу, сеять можно, всхожесть замечательная.
- Какие же это культуры?
- Ясно, какие: тимофеевка, магар и тому подобное... Не раз я тебе говорил: не увлекайтесь кукурузой. Вашему колхозу надо создавать прочную кормовую базу для скота, а скот - все.
- Кукурузу мы сеяли и будем сеять, отрезал Казбеков. - Она дает высокие урожаи. А раз так, значит, и корм и зерно у нас всегда будет.
- Ну, знаешь, много ты стал воображать, - подкручивая рыжие короткие усы, заметил тезка. – Окончил агрономический ликбез и возомнил себя специалистом. Я вот уже пятый год работаю над диссертацией: «Перспективный план дурдурского колхоза». И, кажется, ясно указал пути развития артельного хозяйства. Многолетние травы - это мясо, молоко... В Министерстве сельского хозяйства республики уже дали высокую оценку моему труду.
- А колхозники научные труды твои называют чепухой, спокойно сказал Казбеков.
- Тебе все кажется чепухой! - не своим голосом вдруг закричал Кривошеин. Ты растранжирил колхозный кирпич, предназначенный для строительства животноводческих помещений, ты одним колхозникам предоставляешь грузовые машины для поездки на базар, а других обижаешь, огороды обрезаешь... Это что? Хуже чепухи!
- Ты все наизнанку вывернул, - возразил председатель колхоза. - Кирпич, действительно, правление выдало колхозникам на строительство домов. Но коровники мы все-таки строим: из дикого булыжника. У нас его хоть отбавляй. И электростанцию соорудим из него. Получается и дешево и сердито... Что касается машин колхозников, - наш долг заботиться о людях. Я их слуга. Правда, кое-кто на нас, правленцев, обижается. В частности, твой дядюшка и твоя тетушка. А почему мы их обидели? Дурной пример колхозникам показывали. В самую горячую пору уходили на заработки в лесхоз, за длинным рублем.
- А разве это плохо, что у ваших колхозников будут и хлеб и деньги? — перебил Кривошеин.
- Неплохо. Но хлеб и деньги надо зарабатывать в колхозе. Только честно работать надо. Вот подсчитай, сколько полули добра те семьи, которые отработали по тысяча с лишним трудодней. А сколько трудодень у нас весит, ты знаешь...
- Так чего же ты медлишь? Выгоняй тогда совсем из колхоза моего дядюшку и мою тетушку, - не слушая, говорил Борис.
- А зачем их выгонять, коли они теперь работают наравне со всеми, старательно...
И опять, походив из угла в угол, Борис Матвеевич останолся возле тумбочки и жадно впился глазами в проросшие семена зубовидной кукурузы. Они лежали в шахматном порядке на белом листе промокашки, выбросив свои нежные ростки, и словно хотели сказать: «Не горюй, хозяин, мы живые».
- Гляди, да ведь это наша кукуруза! - радостно воскликнул Казбеков, рассматривая этикетку, на которой было помечено: «Дур-Дур». - Гляди, сто зерен и все проросли!
- Это, очевидно, повторный анализ семян, - не поднимая головы, через плечо бросил Кривошеин.
- Почему же ты не сообщил нам об этом?
- Не счел нужным. Кукуруза - второстепенная культура... нам надо вести хозяйство согласно науки. Я указал единственный правильный путь дурдурскому колхозу: сокращать посевы зерновых культур, больше сеять многолетних трав... Да, да! Ты не ухмыляйся...
Борис Матвеевич вышел из кабинета, хлопнув всердцах дверью.
Вечерело. В правленческом доме, где разместился и агитпункт избирательного участка, зажглись огни. Здесь, как никогда, было многолюдно. Молодые хлеборобы, самые нетерпеливые, то и дело выбегали на улицу и внимательно всматриваись в даль проселочной дороги, чтобы увидеть, не возвращается ли машина. В этот вечер председателя колхоза ждали многие. Бригадира и секретаря парторганизации, кузнеца и овощевода, тракториста и пастуха - всех в одинаковой мере волновал один и тот же вопрос: какую весточку привезет Борис Матвеевич, все ли семена потеряли всхожесть?
А пока что агитатор вел беседу о предстоящих выборах в Верховный Совет республики: рассказывал об истории своего правления, о кандидате в депутаты, о жизни колхоза.
- Если в минувшем году наш колхоз, - говорил агитатор, - получил без малого два миллиона рублей дохода, досрочно выполнил план хлебозаготовок и выдал колхозникам на каждый трудодень по четыре килограмма зерна, по три килограмма картофеля и по три рубля деньгами, то в этом есть немалая доля труда и председателя, нашего кандидата...
И вдруг открылась дверь. Порог переступил Борис Матвеевич Казбеков.
- Приехал! - послышалось в зале. - Ну, как?
В это «Ну, как?» была вложена вся тревога хлеборобов за судьбу семян, за судьбу будущего урожая.
- Все в порядке, - вытирая лицо платком, ответил председатель. - Кукуруза дала хорошую всхожесть. Сеять будем своими семенами. Ошибочка маленькая вкралась - землячок нас подвел.
Все облегченно вздохнули. Да и Борис Матвеевич заметно повеселел. Болезнь, как рукой смахнуло, будто ее и не бывало. Все заговорили, в агитпункте стало шумно.
Когда настала минутная тишина, колхозный агитатор сказал:
- Вот вам и живая биография... Можете непосредственно поговорить со своим кандидатом в депутаты - с Борисом Матвеевичем Казбековым.
Один за другим колхозники высказывали кандидату свои претензии и пожелания. Только шестидесятилетний седовласый кузнец, почтенный человек в артели, молчал, а видно было, что ему тоже нужно кое о чем поговорить с Казбековым.
И когда Борис Матвеевич направился к двери, вместе с ним вышел и колхозный кузнец. Свой разговор с председателем он начал издалека. Сначала доложил о ходе ремонта плугов, борон, культиваторов. Заверил, что кузнецы свое задание выполнят, колхоз не подведут. А потом, взяв под руку председателя, сказал, как своему родному сыну:
- Не ошиблись мы, что выдвинули кандидатом в депутаты тебя, Борис Матвеевич. На правильном пути ты стоишь. Верно, есть у нас и недостатки, но и хорошего много. Колхоз растет, и колхозники богатеют. Я вот что хотел тебе сказать... Земля, по которой мы идем с тобой, издавна обильно полита нашим потом и слезами. Нелегко она нам далась. Твоего отца, как и других дурдурцев, согнали с родной земли помещики Тугановы. Об этом знает вся Осетия. А ты сын своего отца и председатель колхоза, кандидат в депутаты. Теперь мы хозяева этой земли. И нашу власть над ней надо высокими урожаями закрепить. Мой тебе стариковский совет: крепко держись за землю, не отрывайся от народа. И тогда дело у нас пойдет. Еще как пойдет!
Борис Матвеевич помолчал, а потом сказал:
- Спасибо, отец! Буду помнить твои слова. Всегда буду помнить.
